Михаил Маковецкий - Девушки для диктатуры сионизма

— Ну, с какой целью я буду знакомиться с порядочной девушкой? — искренне недоумевал я, слушая мамины предложения. К тому времени я уже имел определённый вес в уголовном мире и считал себя самостоятельным человеком. Однажды, когда мама в очередной раз предложила мне встретиться с девушкой, но заранее предупредила, что она не еврейка и лупоглаза, я сказал, что лупоглазую я могу найти и еврейку, и отправился в Московскую хоральную синагогу на улице Архипова.

Если кто-то думает, что толпы еврейской молодёжи, собиравшиеся по праздникам возле синагоги, хотя бы в малейшей степени интересовались религией, тот глубоко заблуждается. Для широких еврейских народных масс это было единственное место, где можно было относительно просто найти себе жениха и невесту. Там я невесту себе не нашёл, но познакомился с Сашей Перельдиком. Перельдик был похож на Апполона в годы расцвета его карьеры и вёл подпольные секции культуризма в разных концах Москвы. Это были непростые для частнопредпринимательской деятельности времена построения развитого социализма, и Саша бился в тисках безденежья и пристального внимания со стороны правоохранительных органов.

— Так жить невозможно, — говорил он мне, — я должен уехать из СССР, не смотря ни на что. На мизерную зарплату я жить физически не в состоянии, а воровать, как ты я не буду, так как не желаю садиться в тюрьму принципиально.

— Да я не ворую, — оправдывался я, — мне люди сами дают.

В то время я уже познакомился с молодым врачом-психиатром, который за умеренную плату охотно выставлял диагноз «эпилепсия», который был совершенно не совместим со службой в вооруженных силах. Желающих стать эпилептиком поставлял я. В те годы Советский Союз с тяжелыми боями заканчивал выполнение своего интернационального долга по просьбе Афганского правительства, и мои услуги пользовались устойчивым спросом.

Однажды Перельдик радостно сообщил мне, что собирается покинуть пределы Союза Советских Социалистических Республик и поселиться в Перу, с перспективой в дальнейшем осесть в Соединённых Штатах Америки.

— Почему ты решил, что тебя выпустят? — спросил я. Вопроса о том, что могут не впустить в Перу или США, тогда не у кого не возникало.

— Я женюсь на перуанке, — сообщил мне Саша.

— На Пуанкаре? — переспросил я. Обычно Перельдик звонил мне между двумя и четырьмя часами ночи. И в этот раз он побеспокоил меня ровно в 3 часа 15 минут по Московскому времени. Спросонья я решил, что Саша обольстил покойного Пуанкаре, который был президентом Франции после Первой мировой войны.

— На гражданке государства Перу, — раздражённо разъяснил он мне, — ты будешь моим свидетелем на свадьбе.

По дороге в общежитие университета имени Патриса Лумумбы, которого Саша почему-то называл Тамтамом Клумбой, мне было сообщено, что Перу является удивительной страной. При относительно высоком уровне преступности там совершенно нет изнасилований.

— Почему? — удился я.

— Потому, — по дружески разъяснил мне Перельдик, — что изнасилование — это половой акт, при котором партнёрша сопротивляется. А с перуанкой этого случиться в принципе не может.

— Полового акта с ней случиться не может? — недоверчиво переспросил я.

— Ну, ты тупой, — почему-то радостно констатировал Перельдик, — впрочем, это вообще характерно для советских граждан. Перуанки ни при каких обстоятельствах не сопротивляются. Не бывает такого, что кто-то из них не была согласна осуществить половой акт. Это глубоко противоречило их традициям, национальному характеру и культурной традиции. Это заметили ещё испанские завоеватели, о чём и доложили Колумбу.

В дальнейшем выяснилось, что всей правды о перуанской женщине Перельдик мне всё же не раскрыл. Перуанку нельзя изнасиловать в первую очередь потому, что из-за её уродства ни одному мужчине и в страшном сне не придёт в голову мысль о совершении с ней полового акта, тем более — насильно.

Невеста Перельдика была истинной дочерью своего народа.

— Красавец и чудовище, — охарактеризовала любящую пару свидетельница со стороны невесты, — Fantastic Flower — two (Аленький цветок — два), киностудия Метро-Голдвин-Мейр, режиссер Альфред Хичкок.

— Не слушай её, — сказал Саша, — она живёт с моей невестой в одной комнате в общежитии и известна как агент КГБ.

— Люда, — представилась агент КГБ, — но в университетском общежитии меня зовут Большой Белой Женщиной.