Михаил Серегин: Подарок девушки по вызову

Станислав Перевийченко, начальник службы безопасности фирмы «Аякс», и его первый заместитель Владимир Свиридов со все нарастающим раздражением слушали, как бушует их шеф, «новый русский» гражданин с истинно славянским именем Мамука Церетели.

— Э-э-э, салаг, кузькин сандаль, кессанек, клянусь, честноэ слов, мат тваю! — рычал Мамука, подпрыгивая перед своим высоченным телохранителем на коротеньких волосатых ножках и смешивая в одно неудобоваримое целое сильный грузинский акцент, русские присловья и арабскую ругань. — Сыколка раз я должен гаварить тэбе, скудоумний ищяк, щто мнэ нэ нужен твой оправданий, а нужен канкретний дэл. Сегодня какой число, а?

— Девятнадцатое июля.., но…

— Какой «но», слющь! «Но» ты будэщ гаварить, когда в кавалерию запышишься, да?

— Я же говорил тебе, что скоро все будет известно, Мамука, — чуть виновато протянул Перевийченко, переминаясь с одной ноги на другую. — Эти эскулапы, шоб их чорты зраз схопыли…

— Еще раз такой павторится, уволю ка всэм ангэлам и назначу вимэсто тебя Свирыдова.

— Да Свиридов… — нерешительно начал было Перевийченко, покосившись на Влада, но Церетели сел на диван и махнул на Стаса рукой: дескать, заткни канализационной пробкой свою «ридну мову» — и убирайтесь отсюда оба, пока я остыл.

Те не замедлили ретироваться, а преуспевающий российский бизнесмен с горячим кавказским темпераментом продолжал просмотр футбольного матча, от которого его отвлек телохранитель.

— Ох уж этот Свиридов… — машинально пробормотал он. — Неужели все, что мне про него прислали, правда?

В это время в комнату вошла девушка лет двадцати, а то и меньше, если вглядеться в едва ли не детскую припухлость красивых чувственных губ и безмятежные глаза инфузории-туфельки под чистым, незамутненным лбом. Из одежды на ней наличествовало только мокрое полотенце, под которым прорисовывались ласкающие взгляд — отнюдь не детские — формы гибкого стройного тела.

По всей видимости, девушка только что приняла душ.

— Ну шьто, генацвале, опять футбол, слющь, — сказала она, демонстративно имитируя кавказский акцент Церетели. — А кто это приходил… Стае, что ли?

— Угу, — мрачно буркнул Мамука и снова уставился на экран.

— Неужели у тебя нет более приятных и интересных занятий, чем глазеть в «ящик», где два десятка мужиков тупо пинают кожаный шарик? — сказала она и, выгнувшись, как кошка, отчего полотенце едва не соскользнуло на пол, присела рядом с ним.

— М-м-м, — сказал Церетели и коротко запыхтел, как самовар, потому что ее нежное бедро коснулось его смуглой нижней конечности, именуемой ногой, очевидно, лишь по недоразумению. — Ну шьто эта за шялав? — полушутливо-полусерьезно проговорил он — вероятно, в качестве комплимента, — и одним коротким и резким движением стащил с девушки полотенце.

То, что предстало его глазам, немедленно отодвинуло на второй план футбольный матч, тем более что любимая команда Мамуки Шалвовича пропустила гол.

Руки Церетели, казалось бы, всецело увлеченные осязанием тела девушки, вдруг возмущенно мелькнули в воздухе, и в прохладную кондиционированную атмосферу словно из мешка посыпались беспорядочные и маловразумительные грузинские фразы, густо сдобренные ударной порцией интернационального русского мата и жестикуляцией, которой позавидовала бы любая сурдопереводчица с телеканала ОРТ.

— Какые урроди! — этим восклицанием Мамука Церетели замкнул фейерверк эмоций, потом выключил телевизор и повернулся к девушке.

Она вытянулась на спине во всю длину дивана и, выгнув спину так, что господин Церетели похотливо замычал, обворожительно улыбнулась красивой неестественной улыбкой.

Его рука скользнула по ее обнаженной груди, короткие волосатые пальцы сжали дерзко торчащий сосок, но, несмотря на то что ей не могло не быть больно, она засмеялась журчащим звонким смехом.

Как чуть надтреснувший серебряный колокольчик.

— Станислав Григорьевич? Это говорит Монахов.

— Ага… — Перевийченко несколькими энергичными движениями челюсти дожевал огромную котлету и, запив ее не менее внушительным глотком пива, произнес официальным голосом делового человека:

— Я вас внимательно слушаю, Михаил Иннокентьевич.

— Есть результаты проб, которые мы взяли у Мамуки Шалвовича.