Сообразил нажать на брелок. В ответ пискнул и мигнул фарами вполне приличный белый «шестисотый». Уютный голубой салон порадовал глаза Мнимозины:
-- Парень, как будто знал…
Рука привычно вставила и повернула ключ зажигания, а в голове вдруг зазвучал чужой голос:
-- Слушай и запомни, двуствольный. Ты сегодня веселился и отрывался в последний раз.
--Эй, кто это? – Мнимозина прислушался к шелесту двигателя, едва слышно работающего в режиме разогрева.
А чужой голос снова прозвучал в голове:
-- Никитенко или, как остроумно выразился Колян, Лесничий. Не узнал? Тебя нет, Мнимозина. Я возьму твое бессмертие, но останусь собой. Я буду определять правила игры.
-- Так не бывает! – Мнимозина запаниковал, схватился за сигареты и … дальше смотрел со стороны. Пальцы уверенно взяли сигарету, щелкнула зажигалка. Это были жесты Никитенко. Грубый мужлан неторопливо опустил ветровое стекло, сплюнул на асфальт, вгляделся в обзорное зеркало и, не увидев отражения, жестко усмехнулся:
-- Так будет!
Плавно маневрируя, Мерс выбрался на трассу и, резко прибавив, бесшумно растворился в надвигающихся сумерках. Никитенко мчался в направлении Ряхина, небольшого сельца на границе района, которое рыбинспектор облюбовал десяток лет назад и целенаправленно превращал в свою вотчину, выживая неугодных, подавляя слабых, отстреливая или отправляя в тюрьму строптивых, благо Российское законодательство предоставляет к тому массу возможностей.
Строил двухэтажный особняк на живописном пригорке между лесом и рекой, прибирая и расширяя земли и угодья. Сделал в подвале комнату для оружия, с множеством полок, ящиков, сейфом и пирамидой. Спускался туда, как Скупой рыцарь к ящику с сокровищами. Любовно оглаживал, ладонью приклады карабинов, прицеливался гранатометом "мухой" в воображаемую цель, передергивал затвор автомата, выщелкивал и вставлял обратно пистолетные обоймы. Любил оружие до самозабвения.
Развалясь в водительском кресле, Никитенко едва касался пальцами руля, и шестисотсильный германский монстр послушно и охотно отзывался на прикосновения.
-- Мнимозина, -- мысленно позвал Никитенко. -– Есть деловое предложение.
-- У меня есть выбор?
-- Нет! Слушай и запоминай. Я хочу все, и я получу все. Ты уловил мысль?
-- Правильно Гульфик обозначил ум недостатком для вампира. Ты зарываешься, птенчик.
-- Еще раз услышу это похабное слово, умолкнешь навеки.
-- Вгонишь серебряную пулю в свои сумрачные мозги, или стрельнешь осиновым колом в полуведерное сердце. Прикольненько!
Никитенко еще раз глянул в зеркало и радостно засмеялся, снова не увидев отражения:
-- Слушай и запоминай, уроженец квелой Европы. Я заболею свиным гриппом, той самой испанкой, от которой вы малахольные, помнится, дохли, как кролики. А когда увижу себя в этом зеркале, резко выздоровею, а для бессмертия найду другого придурка, посговорчивее.
-- Интересно, хи-хи, я в твоей голове.
-- А будешь в заднице, и уйдешь с навозом.
Живу без радости, а еще умереть во сне...
С досадой о вечном.
-- Чердак, солома и ночь любви, -- Джульетта потянулась, игриво закинула голую ногу на волосатую грудь Коляна и пошевелила горячей ступней.
-- Не возбуждай. Мы все успеем. А чердачок отличный. Позавчера заметил, как хозяин новехонький сосновый гроб веревкой затаскивает и решил устроить лежбище на «час страха».
Джульетта непроизвольно вздрогнула и боязливо оглянулась. Час страха – время предрассветных сумерек, когда в неотчетливом расплывающемся мареве становились люди-вампиры беспомощными и уязвимыми. Не могли двинуть ни рукой, ни ногой, ни даже открыть глаза.
-- Ох, Колян, умеешь сбить настроение. А я уже готовилась насладиться воспоминаниями, как на точно такой соломе меня невинную и чистую вновь и вновь с вечера до утра соблазняли два деревенских прыщавых придурка. Думаю, солома загорелась тогда от трения: очень энергично вы фрикционировали.
-- Солома кружила вихрями между балок сеновала, овсяная, колючая и пыльная. У меня потом все тело три дня чесалось, а Гульфик натер кровавые мозоли на коленях и долго ходил враскорячку на полусогнутых. Здесь овса не сеют, а скоро и вовсе поля похерят. Какой смысл выращивать, а потом себе в убыток продавать? Смотрю на людей и ощущаю, порой, свою вампирскую ненужность, настолько хорошо человеки друг друга обсасывают.
-- Будешь смеяться, у меня девчонки-инспекторши, едва после института, встречают посетителей, как личных врагов. За всякое возражение искусать готовы. Непряхинск – мизерный городишко, все друг друга знают, все родня, сватья, кумовья, соседи, родственники – заходят в кабинет и встречают злобный оскал юной чиновницы.
Читать дальше