Михаил Дайнека - Новые байки со «скорой», или Козлы и хроники

Долговязый Алексей порывисто поднялся — и со звоном тюкнулся об окантованное бронзой основание низко висящего светильника, стилизованного под керосиновую лампу.

— Хэлло, лэмп! — скрежетнул зубами Лешенька.

— Привет, придурок! — мелодично прозвенела лампа.

— Не понял… — опешил Лешенька.

— Oh! I’m sorri! — по-английски вежливо извинилась лампа. — Я надеюсь, я вас не зашибла? — и добавила, подумав: — Sir…

Лешеньку шатнуло, на лбу выступили крупные капли пота, глаза с крошечными точками зрачков съехали на переносицу. Лампа премерзейшим образом хихикнула и показала неприличность.

— Леша, что с тобой? Отсидел координацию? — удивился Миха.

— А?.. холодно… — невпопад ответил Лешенька.

— Ясно, это он рефлексы отморозил, — сообразила Дина. — Давай, показывайся, охохонюшка… — Она твердыми пальцами ощупала Лешенькину голову. — Еще что беспокоит? — докторским голосом осведомилась Дина.

— А?.. ага, сейчас… — Лешенька дрожащими руками расстегнул пальто и, задрав свитер и рубаху, тыркнул пальцем в правую часть тощенького брюха. — Вот…

— Понятненько, — закончила осмотр Диана. — Не всё так плохо, как есть на самом деле, — утешила она, прошла к раковине и привычно сполоснула руки. — Во-первых, у тебя на черепе — затылочный бугор, коий всем нормальным черепам положен. Во-вторых, справа у тебя не опухоль, а свободный конец нижнего ребра по причине твоей редкостной субтильности из брюха выпирает… Ну а в-третьих, Лешенька, ты мне наших замечательных больных напоминаешь, когда какая-нибудь дамочка меня на боли в сердце вызывает, а на самом деле у нее под выменем фурункул, понимаешь, зреет…

— Ну и циники вы, граждане медянки, — заправляясь, пожаловался Лешенька.

— А за нашу, извини за выражение, зарплату, только циником и быть. Это не зарплата, — брезгливо обронила Дина, — это ж месячные! Я как свой расчетный листик вижу, так и понимаю, что живем мы в окружении врагов, то есть населения…

— Нельзя здесь жить! — внезапно взволновался Лешенька. — Нельзя, сваливать отсюда надо — это не страна, это не нормальная страна, это же…

— Страна козлов и огородов, — подсказал Миха и добавил серьезней, чем хотел: — От себя уже не свалишь, Лешенька. Мне, к примеру, поздно профессию менять. Я писатель, я и здесь-то никому, кроме, дай-то Бог, читателей, не нужен, а ведь там даже и читателей-то нету…

— Но Роман же всё-таки свалил… Ведь свалил же Ромка? Я ему не так давно дозвониться пробовал, а мне по телефону: «Нет теперь такого, выбыл», — говорят.

— Лешенька, очухайся! Он уже полгода как сидит!

— Не понял… — Лешенька напоминал растрепанную сомнамбулу, — как сидит? за что?

— За отсутствие состава преступления, за что еще у нас задницы, похожие на прокуроров, порядочных людей за решетку прячут! — Миха закурил. — Черт, хотел же бросить… Да, так я к чему. На самом деле Ромка дуриком подсел: ночью как-то раз за добавкой вышел, а на него три акселерата не спросясь наехали. То ли недорослям на бутылку не хватало, то ли просто так покуражиться уродам захотелось. Причем всё бы ничего, если бы один из них пистолет не вытащил, а как тот ствол достал, так Роман занервничал, а как Роман занервничал, так он всех троих на месте положил, голыми руками. Не насмерть, к сожалению, но по крайней мере четыре перелома на троих Ромочка ребяткам организовал. Причем, опять же, всё бы обошлось, всё бы ему было фиолетово, если бы их скопом менты не прихватили — а главное, если бы у одного, у того, который с пистолетом, папочка бы депутатом не был. Ну а так следствие со всею убедительностью доказало, что не кто иной, как обвиняемый, находясь в нетрезвом состоянии, напал на трех достойных молодых людей с целью ограбления… Всё, конец цитаты.

Михаил с отвращением раздавил окурок.

— Нельзя здесь жить, — глядя в никуда, бормотнул нахохлившийся Лешенька, — сваливать отсюда нужно, сваливать… сейчас же, сейчас… сейчас… сейчас…

С этими словами Алексей неожиданно, будто бы в беспамятстве, как зомби, прошел мимо озадаченных хозяев и затворился в туалете.

Хозяева переглянулись.

— Что-то в самом деле у него голова не туда работает, — вполголоса проговорила Дина. — Может быть, ему действительно спирту нацедить? У нас заначка вроде как осталась…

— Незачем, всё равно сейчас Филиппыч с пивом забредет, — беспечно отмахнулся Миха.

— Ну знаешь! Это уже скверный анекдот получится! — возмутилась Дина.

— А жизнь вообще скверный анекдот, — задумчиво отозвался Миха, — только очень бы хотелось уточнить, кто же всё же эту байку травит…