Борис Жердин: Картинки из моей жизни

Движение в городе было парализовано.

В 1972 году на Первое мая мимо трибуны не прошла колонна политехнического.

«Мы заблудились». – Оправдывался парторг института на экстренном собрании в Райкоме.

Я-то знаю, как они заблудились.

Я видел, как вся колонна с транспарантами и портретами вождей шла за Симой, а Сима шла на праздничный обед к дяде Соломону.

Она провела их через весь город на улицу Подгорную. И даже, когда за ней закрылась калитка, они продолжали стоять как зомби, пока Циля Кровосос не испортила им настроение. Она вышла на улицу и объявила: «Парад закончен. У Соломона восстановилась нормальная работа кишечника, расходитесь по домам». А Соломон громко прокукарекал из-за ворот.

Он потом говорил, что это было лучшее 1 мая в его жизни.

Уже в те далекие годы Сеня Бортник жил как в Америке.

Он делал бизнес.

За 3 р. в час он сдавал свою квартиру тем, кому некуда было вести своих любовниц. Но перед уходом он запирал туалет, а ключ уносил с собой. Это место было у него святыней. В унитазе он держал апельсиновые корки и там он полоскал ноги перед сном. По нужде он ходил во двор, а зимой он выбрасывал с балкона что-то завернутое в газеты. Это что-то не нравилось прохожим. Мы называли это бомбами и никогда не ходили под его окнами.

Когда Сене пригрозили выселением, он начал бросать картечью и бросал довольно далеко. Обе стороны улицы находились под обстрелом. Все думали, что это птицы и машина с вышкой сбила гнезда с окрестных деревьев.

У Сени в шкафу висела форма полковника. Ему нравилось, когда ему отдают честь.

Семен одевал военную форму, когда шел на вокзал снимать женщин.

Вокзальные проститутки стоили 3 рубля и они любили военных.

Каракулевая папаха была ему очень к лицу и Семен уводил женщин к себе домой, но от него они уходили без денег – Сеня Бортник считал себя слишком красивым, чтобы платить.

Если проститутки скандалили, он поднимал трубку и вызывал военную прокуратуру.

На самом деле он звонил Юзику Ривкину.

Со сна Юзик ничего не понимал. Он боялся повесить трубку и потом всю ночь не спал.

«Кто это был?» – спрашивала Бася, но он не хотел ее пугать.

На третий раз Юзик понял, что к чему, и он вырвал телефон с корнем. А когда ему стало плохо с сердцем, «скорая помощь» опоздала ровно на сорок минут, потому что Бася бегала к соседям.

Когда Юзика похоронили, все поняли, что Семен Бортник – изверг рода человеческого.

Однажды на работе друзья пошутили над Мишей Кремеровым.

Они прицепили проволокой к его пальто надувшую резиновую перчатку.

Миша шел по улице Победы, когда бабушка-парашютистка2 окликнула его. «Эй, мужик, у тебя титька сзади». На что Миша немедленно ответил: «А у тебя две спереди».

Он прошел еще квартал, пока не увидел свое отражение в витрине. Тогда он зашел за угол и попытался раздавить перчатку о стену, но ему все же пришлось снять пальто.

В понедельник он пришел на работу с перчаткой на спине. Он вошел и стал рассказывать, как ему трудно живется, как не хватает денег, как сосед-антисемит бросил ему в суп крысу.

Всем стало очень стыдно и Марик Гельфер тихонько подошел сзади, чтобы открутить проволоку. Но Миша в это время как раз включил ток.

Марик упал на пол и все очень смеялись, когда Миша снял пальто и вынул из карманов шесть аккумуляторных батарей.

Эту историю мне рассказывал Лева Брайнин, поэтому я не могу поручиться за ее правдивость, не потому что Лева врун, а потому что он большой друг Миши и мог из любви к другу что-то преувеличить.

Я расскажу вам историю про Фиму Портовича, который не любил немцев.

Надо сказать, что для этого у Фимы имелись полные основания. Во время войны почти все его родственники погибли в Освенциме.

Фима жил с мамой, старой еврейкой, которая плохо говорила по-русски, но хорошо готовила еду.

Фима много кушал.

Он был большой человек – почти 100 килограммов и весь состоял из одной мышцы. Даже антисемиты говорили о нем с уважением.