Во втором веке Татиан полагал плотность демонов равною воздуху (также Исидор Севильский в VII веке) или огню, а святой Василий Великий считал нас еще тоньше и легче. Наоборот, Данте наградил Люцифера, вмерзшего во льды Коцита, телом настолько крепким, и грубым, что поэт и вожатый его Виргилий взбирались по нему, как по скале.
Наличность тела обусловливает наличность физиологических потребностей и отправлений. Будучи телесными, демоны должны питаться. Ориген, Тертуллиан, Афинагор, Минуций, Феликс, Фирмик Матерн, Иоанн Златоуст утверждают, что любимая наша пища — пар и дым приносимых язычниками жертв. Некоторые равнины добавляют к этому кровь, на которую нечистая сила бросается всюду, где только может ее достать. А немецкая пословица уверяет, что голодный черт и мух жрет. Чувство вкуса мне, по их мнению, чуждо. Вот лживые суки!
Так что и простонародье, и попы за исключением некоторых яйцеголовых теологов верят, что падшие ангелы телесны и могут зачинать детишек с земными женщинами.
- Готов поспорить с тобой, отец лжи! Я, папа Римский, святой Григорий Великий, почитал тебя совершенно бесплотным, но мнение мое не нравилось народу.
- А я, святой Фома Аквинат (1227-1274), изложив голоса за и против, вывел заключение, что вопрос о телесности или бестелесности Дьявола для веры не важен.
- Врете, святоши! Еще как важен! Миллионы невинных женщин были загублены церковью в Средневековье и Новое время за «сожительство с нечистым». Сколько вы понаписали безумных и ужасных книг, наставляющих в святом искусстве, как открывать ведьму, допрашивать, пытать и, наконец, изжарить на костре, вопреки всем обманам и хитростям Дьявола, ее естественного друга и покровителя!
- А Вы не преувеличиваете цифры, Ваше адское величество? - спросил Ницше.
- Нисколько! Лишь в период с XII по XVII века в Европе и Америке было казнено девять миллионов ведьм и колдунов!
Никто тогда не был уверен, что завтра обвинение в колдовстве не обрушится на него и не поведет его на почти неизбежный костер. Никто не предвидел, какой именно повод даст толчок к его обвинению в связях со мной. Ведь даже простое сомнение в существовании волшебства уже вменялось в вину, бросало в тюрьму и застенок. Пытка делала чудеса, у самых закоснелых и упрямых вырывала она признания в гнусном общении со мною. Сами инквизиторы порою терялись. Не один из них в ужасе ставил себе вопрос: уж не перешел ли в служение Сатаны весь род человеческий? Чтобы обогнать противодействием злу распространение зла, регулярно сокращали и ускоряли порядок судопроизводства. Допросы чинились не по существу каждого отдельного дела, а по сборникам готовых формул, так составленным, что следователи сами вкладывали обвиняемым в уста признания в их преступлениях. Умножались пытки, беспощадно сжигалось на кострах все подозрительное: люди и животные, мужчины и женщины, старики и дети. В некоторых местах палачи, разбитые чрезмерною работою, переутомленные, одуревшие, отказывались от исполнения обязанностей и убегали с своих должностей. Бывали инквизиторы, которые от переутомления ужасами допросов с пристрастием не выдерживали систематически повторного нервного потрясения и расплачивались за свои зверства сумасшествием: начинали сами себя подозревать в сношениях с Дьяволом, гласно себя обвиняли и требовали себе костра!
Протестанты в этих ужасах ничуть не уступали католикам. Лютер верил в ведьм и одобрял аутодафе. Во главе особенно пылких пропагандистов этого ужасного суеверия и подстрекателей судопроизводства на отвратительнейшие свирепости первое место принадлежит королю Якову I (1566-1625), «английскому Соломону», толкователю Апокалипсиса, ученому демонологу-педанту и трусу.
В ведовском процессе имел суд пред собою не одного, но двух противников: видимую ведьму и невидимого Дьявола, так как я, по их мнению, не покидал свою подругу в постигшей ее беде и продолжал ей, сколько мог, покровительствовать. По утверждению опытных инквизиторов, я помогал жертве лгать и мужественно переносить пытку, отнимал память у свидетелей, затемнял соображение судей, наводил усталость на палачей. Все было от меня! Если ведьма умирала под пыткою, это я душил ее; если накладывала на себя руки, это я толкал ее, чтобы отнять у правосудия честь и славу процесса. В гессенской деревне Линдгейм несколько женщин подверглись обвинению в том, будто бы они вырыли труп ребенка и сварили из него «ведьмовский отвар». Пытаемые по всем правилам искусства, они сознались в преступлении. Но муж одной из них добился постановления о разрытии могилы, и трупик мнимо похищенного ребенка оказался на месте, нетронутым в своем гробу. Тогда инквизитор, ничуть не смутясь, объявляет, что тельце это — призрак, наваждение Дьявола! Что ответите на это обвинение, святоши?
Читать дальше