В то утро Ангела побежала к разукрашенному в стиле барокко зданию, в котором был кабинет Блоха и где он жил со своей семьей. Она попросила врача как можно скорее прийти в дом №9 по Блютер-гассе и выписать свидетельство о смерти матери. Тот надел свою шляпу с широкими полями и сел в пролетку.
У смертного одра он встретил Адольфа. Бледный, утомленный после бессонной ночи молодой человек держал в руках альбом с эскизами с последним рисунком, на котором была изображена его умершая мать. Блох чувствовал себя немного беспомощным, как всегда, когда его вызывали к покойнику. Он заговорил о «спасении», которое сейчас познала Клара, но, казалось, ни Адольф, ни его сестры совсем не слышали этих слов. Усопшую перенесли в гостиную. Похороны состоялись 23 декабря в 9 часов утра. Было сыро и холодно, стоял туман, когда легкий деревянный гроб несли по Блютен-гассе в окружную церковь Урфара на отпевание. В заключение катафалк проехал по мосту через Дунай в Леондинг в сопровождении двух повозок, в которых сидели участники траурной процессии. У Адольфа и Августа Кубичека на головах торчали черные цилиндры, как тогда было принято на похоронах.
Кубичек: «Я позже вспоминал, каким бледным был Адольф, как он держал в руках свой цилиндр, какое на нем было длинное черное пальто».
Гитлер плакал на могиле матери. Его старшая сводная сестра Ангела и ее муж, налоговый служащий, пригласили его к себе домой на сочельник. Но он отказался, потому что предпочитал остаться наедине со своей скорбью.
После рождества Адольф и его сестры поехали к семейному врачу, чтобы оплатить счет. Блох нанес Кларе Гитлер 77 визитов, во время 47 из них он обрабатывал рану, чаще всего хлороформом. За это он просил 359 крон, 59 из которых были оплачены, - большие деньги для небогатой семьи. С другой стороны, Блох требовал намного меньше, чем запросили бы его коллеги. В Линце он заслужил репутацию милосердного врача, который навещал бедных больных за небольшой гонорар, а иногда и вовсе бесплатно.
Блох: «Я всю свою жизнь вспоминал, как Гитлер склонился надо мной и тихо сказал: «Я всегда буду вам благодарен». Я считаю, что Гитлер сдержал это свое обещание. Я находился в очень выгодном положении, такие льготы, по моему мнению, не были даны ни одному другому еврею во всей Германии и Австрии. 1938 год радикально изменил мою жизнь. Практика была закрыта, дочь и зять бежали в Америку. Я доверился Гитлеру, который назвал меня своим товарищам по партии в Линце «благородным евреем». Гитлер сразу отреагировал на мои просьбы о помощи. Он поставил меня под защиту гестапо, пока формальности по выезду из страны не были завершены. Тем не менее присоединение Австрии к рейху было для меня самым большим несчастьем в жизни. В США мой диплом врача признан не был».
Эдуард Блох умер в 1945 году в Нью-Йорке совершенно сломленным человеком в возрасте 73 лет.
Смерть матери стала решающим событием для ее сына, это переживание насегда врезалось в его память. Сделавшись властителем Третьего рейха, он превратил Клару Гитлер в объект всенародного культа. У него имелась лишь ее маленькая мятая фотография, которую он проносил с собой в нагрудном кармане всю Первую мировую войну и выпускал из рук очень неохотно. Фото послужило образцом для нескольких портретов, написанных маслом, на которых черты лица Клары были изображены несколько более мягко. Они или увеличенные фотокопии висели в каждой спальне Гитлера. День рождения девушки из лесной австрийской деревушки Клары Пёльцль – 12 августа – он в 30-е годы провозгласил «Днем германской Матери».
Фюрер побелел от горя до такой степени, что слегка даже смахивал на душу праведника.
- Огромное искреннее горе очищает душу, греки зовут это катарсис, - прокомментировал Ницше.
- «По сравнению с образованными женщинами моя мать была, конечно, маленькой женщиной, которая жила для своего мужа и детей. Но она подарила немецкому народу великого сына. В этом и заключалась ее заслуга», - сквозь всхлипывания пробормотал наци №1.
В кабинете, казалось, проходило соревнование плакальщиков, хотя представители этой древней професии в XXI веке сохранились лишь в нескольких отсталых восточных странах. Нацистские главари лили слезы не только для того, чтобы выказать преданность своему вожаку разделенным с ним горем. Звери в моральном плане, они все же имели людские души, и потому ничто человеческое, в том числе любовь к собственным близким, было им не чуждо. Каждый потерял кого-то из родных и любимых – и теперь скорбел о собственных утратах, о которых им напомнили страдания Гитлера. Ельцин тоже плакал, вспоминая смерть своей матушки, которую любил, хотя при жизни уделял ей очень мало времени.
Читать дальше