Юрий Пульвер - Ельцын в Аду

- Уверен: даже при германских комиссарах россиянам жилось бы лучше, чем при ельцинских чинушах! - изливал свои восторги авиатор-гиппопотам, не прекращая свое любимое занятие: играл драгоценными камнями, мешок с которыми почти всегда таскал с собой.

- Геринг, не пытайтесь подражать мне и корчить из себя подлинного идейного нациста-партийца. У Вас «столько же общего с партией, сколько у коровы с исследованием радиации», - оскалил зубы колченогий Йозеф, который люто ненавидел жирного Германа.

- А Вы, естественно, - истинный ариец! Стоит только взглянуть на Вашу внешность, сразу становится ясно: по Вам концлагерь плачет! Кто на партконференции в Ганновере в 1925 году потребовал исключить Гитлера из партии?!

- Это было до того, как я познакомился с фюрером близко и стал его сторонником! А Вы... «Обвешанные орденами дураки и тщеславные надушенные фаты не могут заниматься ведением войны...»

- Господа рейхсмаршал и рейсхминистр, не портите вашей ссорой минуту моего величайшего торжества! - умиротворил своих опричников лидер рейха, у которого это уже вошло в привычку. - Подведем итоги. Присутствующий здесь свежеупокоенный унтерменш Ельцин, а также его коллеги Шушкевич и Кравчук... я правильно называю фамилию этого недочеловека? - обратился фюрер к Гелену.

- В некоторых разведсводках его называли также Кравчукчей...

- Это в честь кого? - сделал недоуменные глаза Ницше.

- В честь одного шибко умного малого народа, живущего на Крайнем Севере нашей страны, - повысил эрудицию спутника Ельцин.

Гитлер злобно покосился на болтунов и продолжил свое резюме:

- Итак, трое недолюдей, пользуясь слабостью вождей компартии СССР и, особенно, президента Горбачева, достигли того, чего не мог сделать я. Затем герр Ельцин и его банда осуществили мою программу: начали очищать пространства России от ее никчемного населения невиданными темпами - два-три миллиона мертвецов в год! Он сколотил «демографический крест»: смертность превышала рождаемость и прирост за счет миграции на миллион человек ежегодно. Да у меня Освенцим с меньшим КПД работал! Начальники концлагерей, зондеркоманд, руководитель спецпроекта по окончательному решению еврейского вопроса Эйхман – слушайте мой приказ! После церемонии награждения подойдете к герру Ельцину и переймете у него полезный опыт!

Экс-президент разинул рот, чтобы выразить протест, но слова застряли в горле...

- Рыба думает: «Много чего могу сказать, да глотка у меня полна воды», - не преминул съязвить его «Виргилий».

- Фрау Шредер, - фюрер повернулся к своей секретарше, - будьте любезны подготовить приказ Верховного Главнокомандующего Вооруженными Силами Третьего и Четвертого рейхов о награждении Железным крестом 1-й степени унтерменшей Ельцина, Шушкевича и Кравчукчи... простите, Кравчука... посмертно.

- Так последние двое живы! Почему их-то посмертно? - залюбопытствовал неугомонный философ.

- Зато я мертв! А теперь, друзья, отбросим церемонии и дадим волю нормальной душевной радости. Вдумайтесь: советские граждане, родившиеся в первые тридцать лет двадцатого века, несмотря на сталинские репрессии и подчас бездарное командование, смогли выиграть у нас войну и меня – Гитлера! - довести до самоубийства! И как «отблагодарили» их сначала советская власть, а потом наш герой – герр Ельцин? Они отомстили за нас поколениям победителей! Ни жилья им, ни лекарств, ни личного транспорта, ни льгот серьезных! Только воинские награды, грамоты всякие и - под праздники - пайки, которыми безработные негры в США или арабы во Франции побрезгуют!

Помните, древнеримские люмпенпролетарии требовали «хлеба и зрелищ» - и императоры были вынуждены угождать их желаниям. Вожди России – от Сталина до Ельцина – своей истинной элите (не партийным приспособленцам, а героям войны!) ухитрились давать только зрелища, но никак не хлеб! О-о-о, какой экстаз!

Казалось, лидер адского рейха испытывает оргазм – в отсутствие женщины, будто при рукоблудии. Психологи и психиатры подметили странный феномен: Гитлера распалял контакт с массами, реплики толпы, особенно восторг представительниц слабого пола. Он, «охваченный яростью заклинаний, подносил к лицу сжатые кулаки и закрывал глаза, предаваясь экзальтации своей трансформированной сексуальности». Речи его были «излияниями чувственности, сравнимые с половым актом, сексуальными извержениями». Нацистским бонзам его оргазм, казалось, передавался бесконтактно – по воздуху.