Юрий Пульвер - Ельцын в Аду

- Ну что, убедились? - спросил Гудериан. - Не могли же все его начальники сговориться и петь дифирамбы никому не известному в тот момент ефрейтору! Все отзывы о военной службе Гитлера (подчеркну, данные до 1923 года – времени его появления на политической арене) исключительно положительные. Это позднее, и особенно после 1933 года, его противники лгали, будто свои награды фюрер получил ни за что.

- Сражался он здорово, слов нет! - в разговор влез бывший одноклассник Гитлера Отто Васнер. - Но так любить войну может только ненормальный! Я ведь тоже окопной жизни хлебнул вдосталь, на Восточном фронте служил... «Ах, этот Адольф! Да он с детства придурковат, ему же козел полпиписьки откусил! Ну да, я сам видел! Адольф поспорил, что написает козлу в пасть. Мы над ним посмеялись, а он сказал: «Пошли на луг, там козел пасется». Пришли на луг, я зажал козла между ног, другой парень раздвинул ему зубы палкой, и Адольф написал козлу в пасть. Он еще не кончил писать, а парень выдернул палку, козел подпрыгнул и укусил Адольфа за письку. Адольф заорал и с воем убежал».

На меня настучали, когда я рассказал эту историю товарищам по взводу, судили и приговорили к смертной казни «за подлую клевету на фюрера и разложение вермахта». Я клялся, что мой рассказ - «святая правда», но все равно был казнен...

- И поделом — нечего лгать! - возмутился наци № 1. - Но продолжу говорить о самом главном — о себе. В 1918 году в госпитале я узнал о падении кайзера и революции в Германии. Именно тогда я окончательно решил посвятить себя политике во имя реванша за поражение Родины в войне. Я был готов к новому бою, на сей раз — на политической арене. «Каждый раз, когда я получал свежую газету, я рвал и метал и был вне себя от негодования по поводу той гнусной агитации, которая явно на наших глазах губила фронт. Этот психологический яд был равносилен прямому подкашиванию наших сил. Много раз меня мучила мысль, что если бы на месте этих преступных невежд и безвольных манекенов руководителем нашей пропаганды оказался я, то исход войны был бы для нас совершенно иным».

Вот какие амбиции клокотали в моем сердце. Да и как мне было не возмущаться?! Ведь когда я вернулся в 1918 году из госпиталя в свой полк, то застал там... Совет солдатских депутатов! Я ушел из полка и нанялся охранником в лагерь для военнослужащих. К счастью, долго мне сокрушаться не пришлось, революция в Германии не состоялась, и я с большим рвением давал показания перед армейской следственной комиссией, разоблачая тех, кто был замешан в бунте. Тут меня заметили, и армейское командование направило на специальные пропагандистские курсы, проводившиеся «националистически настроенными» профессорами Мюнхенского университета. После окончания их я был оставлен в армии и направлен в «инструкторское подразделение» в лагере для демобилизованных. «Еще будучи офицером по политпросвещению,я часто выступал перед солдатами». Говоря по-вашему, герр Ельцин, стал политруком. В этом качестве я быстро выдвинулся, подготовив для своего начальства докладную записку об «опасности, которую представляют в настоящее время для немецкого народа евреи».

В конце 1919 года я вступил в Германскую рабочую партию, националистическую по сути, причем стал там ответственным за пропаганду и агитацию. В начале 1920 года по моей инициативе эта организация была переименована: «Национал-социалистическая рабочая партия Германии», затем ее сокращенно стали называть нацистской. Стоит обратить внимание, что в ее названии стоит определение «рабочая» - это способствовало привлечению новых членов из рабочей среды. В том же 1920 году я демобилизовался и начал карьеру пропагандиста-профессионала на политической арене. Как и все сподвижники по партии, я именовал себя прежде всего революционером, защитником интересов трудящихся. И был им, в отличие от Вас, сверхунтерменш!

- Я не сделал ничего, чтобы фашисты меня Железным крестом награждали!

- Такие грандиозно подлые дела – и такая скромность! - восхитился нацистский вождь. - Ницше, Вам наверняка есть что сказать по сему поводу?

- «Скромность украшает человека, но без нее уйдешь дальше».

- Какая тонкая, изящно выраженная, а главное – абсолютно верная мысль!

- Я требую прекратить издевательства надо мной! - если бы душа могла побагроветь, то Ельцин переплюнул бы даже красных комиссаров, а не то что краснокожих индейцев.

- Молчать! - заорал Гитлер. - А не то я лишу Вас слова, хоть Вы и лучший из унтерменшей!