Онъ подошелъ къ предводителю тирольцевъ изъ семейства ленточныхъ, понурился и пробормоталъ что-то.
Онъ подошелъ къ предводителю тирольцевъ изъ семейства ленточныхъ, понурился и пробормоталъ что-то…
Тиролецъ ему ответилъ. Сандерсъ покачалъ головой съ безнадежнымъ видомъ и сказалъ такую длинную фразу, что два поезда успели уйти и одинъ подкатилъ къ вокзалу. Тиролецъ хлопнулъ себя по бедрамъ, прищелкнулъ пальцами и сталъ что-то объяснять, перепрыгивая съ ноги на ногу. Объясненія тирольца не могли вырвать Сандерса изъ бездны унынія, угнетенности и сомненія. Онъ собрался съ духомъ и размоталъ съ невидимой катушки такую длинную фразу, что тиролецъ началъ линять. Онъ потерялъ два пера съ, — короны и одно — съ плеча, и, не заметивъ убытка, высказалъ Сандерсу такое количество словъ, что въ нихъ должно было заключаться географическое описаніе Тироля, характеристика нравовъ народонаселенія и перечисленіе главнѣйшихъ видовъ флоры и фауны. Утѣшило-ли это Сандерса? Разъяснило-ли ему что-нибудь? Нѣтъ! Онъ потрогалъ зеленую пуговицу на толстомъ животѣ тирольца и вытянулъ изъ себя длинную, какъ осенняя ночь, фразу.
И только получивъ обоснованный отвѣтъ на это, отошелъ онъ отъ тирольца, переваливаясь, какъ объѣвшаяся утка.
— Ну?! — спросилъ нетерпѣливый Крысаковъ.
— Обыкновенные тирольцы. Ферейнъ. Возвращаются послѣ воскресной экскурсіи.
— Скрытный народецъ, — подмигнулъ Крысаковъ. — Трудненько было вамъ вытянуть у этого оболтуса столь краткія свѣдѣнія.
— Нѣтъ, ничего, — пожалъ плечами Сандерсъ. — Я только спросилъ, кто они такіе, а онъ отвѣтилъ.
— Тошнитъ меня отъ этихъ тирольцевъ, — признался Крысаковъ. — Чистенькіе, куцые, кругозоръ ограниченъ горами и собственнымъ недомысліемъ, благонравно ухаживаютъ за тирольками и благонравно женятся. Здѣсь не бываетъ сценъ ревности, убійствъ, измѣнъ и сильныхъ душевныхъ движеній, какъ въ сторону благородства, такъ и въ сторону подлости. Шесть дней благонравно трудятся, седьмой день благонравно пляшутъ въ какой-нибудь тавернѣ. Кстати, какъ неимовѣрно сладокъ и противень ихъ Дефрегеръ! Брръ! Самодовольно пляшутъ и самодовольно острятъ. Вы знаете, что такое ихнія остроты? Вообще, нѣмецкое остроуміе! Въ Берлинѣ одинъ господинъ съ гордостью говорилъ, что нѣмецкія дѣти не чета нашимъ. Они смѣлы, находчивы, сообразительны и въ отвѣтахъ не смущаются, а отвѣчаютъ мѣтко и остроумно. Мы сдѣлали даже опытъ… Встрѣтили какого-то извѣстнаго своей находчивостью знакомаго господину школьника и вступили съ нимъ въ бесѣду. «Что ты любишь больше всего на свѣтѣ?» — «Свою прекрасную родину». — «Неужели? А я думалъ, что больше всего тебѣ должно нравиться заѣхать въ ухо мальчишкѣ, который обидѣлъ бы тебя!» — «О, нѣтъ. Вступать въ драку стыдно. Лучше сообщить о нехорошемъ поступке мальчика его родителямъ, которые скажутъ ему, что онъ ихъ огорчилъ и ему станетъ стыдно.» — «Та-акъ… И, навѣрное, по воскресеньямъ вы собираетесь въ школѣ и поете духовные псалмы?» — «О, да. Это лучшій нашъ отдыхъ въ свободное время.» — «Видите, — сказалъ мнѣ господинъ, — когда мы отошли. — Преострый мальчуганъ. За словомъ въ карманъ не лѣзетъ». — «Можетъ быть, можетъ быть». И тутъ только я замѣтилъ, что мой господинъ тоже нѣмецкій дуралей. Кстати, о нѣмцахъ. Меня томитъ жажда. Не выпить ли намъ пива?
Въ этихъ случаяхъ иниціатива всегда принадлежала Крысакову. И удивительно, что мы — поднимавшіе безконечные споры по поводу выбора номера въ гостинницѣ или мѣста въ вагонѣ — въ этомъ случай никогда не возражали и не спорили.
— Вы хотите выпить? Пойдемъ.
— А вы развѣ не хотите?
Всѣ мы сразу дѣлались чрезвычайно предупредительны къ Крысакову, оставляя въ забвеніи собственныя желаніе и настроеніе.
— Причемъ тутъ мы? Разъ вы хотите — пойдемъ.
— Да мнѣ неудобно, что вы изъ-за меня идете.
— Ну, вотъ глупости. Отчего вамъ и не доставить удовольствія.
Иногда отъ меня исходило предложеніе «кой-чего перекусить». И въ этомъ случаѣ — наша дружба разыгрывалась въ полномъ блескѣ.
— Отчего же вы не обѣдали вмѣстѣ съ нами?
— Я тогда не хотѣлъ, а теперь хочу.
— Эхъ, ну что съ вами дѣлать. Придется пойти съ вами.
— Вы можете посидѣть. Я скоро закушу.
— Да чего тамъ… Вы не спѣшите. Я тоже чего-нибудь глотну. Покорные желанію Крысакова, мы усѣлись, и намъ подали четыре кружки прекраснаго пѣнистаго пива. Крысаковъ отхлебнулъ и благодушно сказалъ:
Читать дальше