Олег Рыков - Разговорчики в строю №2

Стоя очень прямо и глядя поверх наших голов, Шабров поднял палец и отчетливо произнес:

— Вы только не волнуйтесь. Юра…

Губы замполита продолжали шевелиться, но я уже не слышала, что он говорил, да и говорил ли вообще — не уверена.

Теперь я точно знаю — когда захочу сжить кого-нибудь со света, я явлюсь к этому человеку поздним вечером с непокрытой головой, подниму кверху палец и скажу:

— Вы только не волнуйтесь.

Я почувствовала себя марионеткой, у которой вдруг оборвались все ниточки. Толян побелел:

— Что с ним?

— Сейчас — точно не знаю, — медленно ответил замполит.

— А где он? — Толик зашарил глазами по прихожей в поисках бушлата, явно собираясь бежать к Юрке, где бы он ни был.

— Там… Хотя точно уже не знаю.

— Ну что хоть произошло?

Замполит пожал плечами. Отчаявшись получить хоть один внятный ответ, Толян поставил вопрос глобально:

— Но он хоть живой?!!

Замполит сосредоточенно нахмурился, вспоминая, но Толикова хитрость не удалась.

— Не знаю, — был ответ. — Вообще после такого мало кто выживает.

— Черт побери, — заметался Толян, — где же его искать? Ладно, я сейчас…

— Не надо, — все так же медленно произнес Шабров, — там уже управились без вас.

— Ну вам что, трудно сказать?! — Толян почти визжал. — Хоть что-то вы знаете?!

— Ничего… Меня просили сказать, чтобы вы не волновались. Я сказал. Ждите.

С этими словами Шабров развернулся, словно исполняя команду «кругом» в замедленном темпе, и, тщательно переставляя ноги, двинулся к лестнице. Только тут до нас дошло, что замполит глубоко, прочно и безнадежно пьян. Впрочем, нашу тревогу это только усугубило.

Закрыв за Шабровым дверь, Толян медленно двинулся в кухню. Я суетилась позади, пытаясь забежать то с одного бока, то с другого, но в узком коридоре это было невозможно.

— Толь, а Толь, что делать-то будем?

Толян пнул ногой груду тряпья, в которую превратились их с Юркой шинели и куртки.

— А что мы можем?… Раньше утра в любом случае — ничего. У тебя хоть адрес-то Валькин есть?

— Да нет… Откуда?

— Черт, говорил я им…

Никогда раньше я не видела Толика таким притихшим и испуганным.

— Как ты думаешь, в батальоне знают? Может, туда сходить?

— Давай сходим, — согласился Толян и добавил без всякого перехода: — Сто грамм хочешь?

— Хочу.

Но идти нам никуда не пришлось. Не знаю, как обстояло дело в батальоне, но в нашем подъезде, оказывается, знали все. Правда, не больше нашего.

Уже через полчаса в Толиковой кухне, привлеченный запахом ста грамм, образовался прапорщик с третьего этажа с банкой самогонки, майор из двадцать первой квартиры с женой и дивизионный начвещ из соседнего подъезда. Все знали, что с Юркой что-то случилось, но что именно — каждый выдвигал свою версию. Практичный начвещ предположил, что Юрка, побабахав для виду несколько снарядов поплоше, поехал в Китай продавать остальные. Жена майора из двадцать первой квартиры вспоминала все известные ей похоронные обряды, приметы и традиции и пыталась продиктовать мне меню для поминок. Прапорщик с третьего этажа подсчитывал, какую компенсацию получит Валентина в связи с потерей кормильца.

— Погодите, — просветлел вдруг Толик. — Шабров же не сказал, что он погиб! То есть он не был уверен. Может, он в госпитале?

— Точно! — воскликнул начвещ. — Пшли…

— Во! — обрадовался прапорщик. — Вперед! Щас я только еще за одной сбегаю.

— А мне не в чем идти, — расстроился Толян, — что не сгорело, то промокло.

— Толик, я дам тебе одеяло, — от чистой души пообещала я.

— Правильно! — поддержал начвещ. — Сегодня обойдешься одеялом, а завтра я тебе три шинели дам. На Хорошевского пока можно одну-две оформить.

— Валяй, тащи одеяло!

С небывалым энтузиазмом вся наша компания засобиралась в госпиталь. Нас не остановило даже то, что время давно перевалило за полночь, и что госпиталь находился в Безречной, в тринадцати километрах от нашей станции. И мы туда пошли бы.

Но не успела я вскочить, чтобы бежать в свою квартиру за одеялом для Толяна, в коридоре послышался какой-то шум, и в дверях кухни возник Хорошевский, черный и блестящий, как злобный мавр. И, судя по глазам, дьявольски голодный.

Жена майора на полуслове оборвала свой рассказ о том, как положено обряжать покойников. Сам майор несколько раз часто поморгал и сказал:

— Не понял… — в его голосе сквозило явное разочарование от того, что кто-то испортил нам такой дивный вечер.

Прапорщик перекрестился и поспешно спрятал банку с самогоном за занавеску.