Олег Рыков - Разговорчики в строю №2

Эта процедура у нас обычно выполнялась двумя-тремя большими кипятильниками, которые подвешивались на неструганые штакетины, уложенные поперек ванны. Для местных электрических сетей задача, конечно, почти непосильная.

— Щас поправлю. Давно все собираюсь сде…

В щите что-то хлопнуло, задымилось, в моей прихожей вспыхнул свет, а Толян с грохотом слетел на пол, подвывая и чертыхаясь. Из его левой ладони шел дым.

Тогда-то, сидя на полу и дуя на обожженную руку, он мне и сообщил:

— Лен, Юрка обещал к восьми вернуться, просил ванну нагреть… А его до сих пор нет. Я волнуюсь.

И вот уже второй час мы волновались вместе, сидя в их холостяцкой кухне. Разрывы в степи давно смолкли, ванна успела уже трижды нагреться, остыть и снова нагреться, из ванной комнаты несло подвалом и прорвавшейся теплотрассой, а Юрки все не было.

Меня всегда удивляло, как человек Юркиного склада мог выбрать делом своей жизни ремесло сапера. И не только выбрать, но и дослужиться до капитанских погон, не получив видимых увечий. Сам Юрка любил говорить:

— Сапер ошибается только один раз — когда становится сапером.

Говорил он это обычно после второго-третьего стакана, пригорюнившись и подперев щеку рукой. Когда его жена Валентина дезертировала из Забайкалья к родителям, в Юркин перечень добавилась еще одна ошибка:

— И второй раз — когда женится…

Но, несмотря на такое неуважительное Юркино отношение к его героической профессии, я в глубине души всегда была готова ко всему. С Юркой могло стрястись все, что угодно. В лучшем случае он мог взорвать по ошибке не то, что нужно — железную дорогу, например, а в худшем… Мы с Толяном одновременно, — я видела это по его глазам, — подумали о худшем. Но, как оказалось, каждый о своем. Секунду посмотрев на меня диким взглядом, Толян сорвался с места и бросился в коридор, я заспешила за ним. Конечно, запах гари я чувствовала и раньше, но списывала его на истыканный сигаретами обогреватель или на обожженную ладонь своего соседа. В отличие от меня, Толик умел по запаху различать горящие предметы и безошибочно определил, что недавно собственноручно установленная им электророзетка, в которую мы подключили оба кипятильника, не справилась со своей задачей. Розетка располагалась рядом с вешалкой для одежды, и прозрачный голубоватый огонек уже с застенчивым шепотом поедал рукав единственной Юркиной цивильной куртки. Вешалку Толик тоже построил сам, ориентируясь по книге «Умелец в доме». Когда я впервые увидела эту книгу у него в руках, ее название вызвало у меня смутные ассоциации с агитплакатами, которые обычно вывешиваются в районных поликлиниках — вроде «Осторожно, холера!»

— Воду, быстро!!! — заорал Толян и рванул на себя вешалку вместе со всем, что на ней висело, прихватив заодно и кусок стены.

Даже если бы я знала, что Толян не успел выдернуть штепсель кипятильника из розетки, я все равно, наверное, зачерпывая воду железным ведром, оперлась бы свободной рукой на край ванны. Так изящнее, знаете ли…

Не помню точно всех сказанных мною слов, но когда я, треща и искрясь от испуга и бешенства, выскочила в прихожую, Толян, продолжая топтать сваленные на пол обгоревшие лохмотья, насмешливо заметил:

— А еще, я читал, одна баба, когда ее молния шарахнула, по-иностранному начала говорить…

Вместо ответа я вдохновенно выплеснула ведро воды на его тапочки. Толик взвился под потолок.

— Ты что, сдурела?! Кипятком!..

— Да какой кипяток, она еще не нагрелась толком… У тебя тапки горели!

— Тапки, тапки… А на службу я завтра в чем пойду, ты подумала? Оно ж не высохнет!

— Так что, лучше было бы если б оно сгорело?

— Да хрен с ним, я бы огонь сбил…

— А чего ж орал — «воду, воду»?

— Кто? Я орал?

— А кто? Я, что ли?

— Ты орала, когда тебя током долбануло…

— А про воду — ты!

— Да не п***и!

— Сам не п***и.

Этот вечер мог стать последним вечером нашей дружбы, но тут в дверь постучали. Три четких размеренных удара. Толян выронил из рук свою насквозь промокшую парадную шинель, я — ведро. Юрка так не стучал никогда.

За дверью стоял человек в военном бушлате, таком же, как у Юрки. Но это был не Хорошевский.

Шапка с завязанными под подбородком ушами была покрыта густым слоем инея, что делало человека похожим на печального Деда Мороза. Иней таял и сползал по его щекам. Дед Мороз медленно, с очень ответственным выражением на лице, развязал тесемки, стащил шапку с головы и аккуратно возложил ее на согнутую в локте руку. Нашим поздним гостем оказался капитан Шабров, замполит Юркиного батальона, и что-то в этом его жесте меня испугало. Толян тихонько охнул.