Славомир Мрожек - Хочу быть лошадью - Сатирические рассказы и пьесы

Около полудня у старичка кончились боеприпасы, а может быть, он пошел к окулисту. Хозяйка возвратилась с известием, что в фотографиях конфисковали все снимки мужчин с бородами. На мой вопрос, почему, она ответа дать не могла. Починила мне подтяжки. Но новое известие не давало мне покоя. Монография о насосах сделала мой ум аналитическим. Я прикрепил себе искусственную бороду и вышел на улицу. Уже на углу меня задержали двое из полевой жандармерии. Они отвели меня в фотографию, сделали снимок, проявили его и тут же конфисковали.

В ту ночь я снова не мог заснуть, потому что по крыше ездил бронированный автомобиль и задерживал бродивших там котов. Кажется, только у одного из них было удостоверение личности, но его тоже забрали. Обыкновенный кот, почему-то имеющий удостоверение личности, — это, конечно, не могло не вызвать подозрения.

Сегодня соседка ушла в город, на ней было платье в зеленый горошек.

Тридцать человек с утра закрашивают черной краской блестящую остроконечную крышу ратуши. Крыша блестит даже в пасмурные дни, но если осада, так осада. Один из маляров на моих глазах съехал по наклонной поверхности и упал на тротуар, сломав себе ногу.

— За родину! — крикнул он, когда его подняли. Увидев это, какой-то проходивший мимо гражданин вырвал у другого палку и одним ударом перебил себе ноги.

— Я тоже хочу! — воскликнул он. — Я не могу оставаться в тылу! — Воодушевившись еще больше, он таким же способом разбил свои очки.

В цирке с сегодняшнего дня показывают только патриотические номера, да и то не все.

В семье дворника дома, в котором я проживаю, уже проявляются обычные симптомы продовольственных затруднений, характерные для осажденного города. Возвращаясь домой, я услышал из открытого окна подвала, как дворник говорил своему сыну:

— Если не будешь слушаться, папа съест твой обед. — В его голосе чувствовался плохо скрываемый голод. Я пожал плечами. Почему отец прямо не признается, что он голоден? Ребенок обязательно бы его понял. Это лицемерие возмутило меня до глубины души.

Хозяйка встретила меня новым известием:

— Знаете ли вы, что в этом году не будет рождества? Елки пойдут на баррикады.

— А ну их, эти елки, не расстраивайтесь, — прервал я ее. — Повесьте игрушки на лилию.

— На лилию?! Господи милостивый! — воскликнула она. — Виданное ли это дело?!

— Что поделаешь, сударыня, лучше на лилию, чем ни на что.

Она на минуту задумалась.

— Да, вы правы, — сказала она. — Ну, а если и лилии возьмут на баррикады?

Я не знал, что ей на это ответить. По улицам в качестве посыльных мчатся почтовые таксы. Видимо, опять что-то случилось.

Первое заседание генерального штаба. Кажется, на нем обнаружилось различие во взглядах относительно пушки, которую я видел перед ратушей. Соглашаясь с тем, что нужно выстрелить из нее в сторону врага, одни хотят выстрелить в день государственного праздника, другие же в день праздника церковного. Образовался центр, который считает, что лучшим выходом было бы установление нового государственного праздника, который как бы невзначай совпал бы с каким-нибудь церковным праздником. Левое крыло сразу же распалось на две группы. Одна группа предлагала принять во внимание поправки центра, вторая же заняла отрицательную позицию к этой поправке, рассматривая ее как проявление оппортунизма. Вскоре и ультралевая группа распалась на две группировки. Одна требовала принятия декларации об осуждении и отмежевании, вторая предлагала ограничиться общим предупреждением в необязательной форме для внутреннего пользования. Аналогичное положение было и в лагере, стоящем за то, чтобы выстрелить в день церковного праздника. Он распался из-за позиции, занимаемой отдельными частями по отношению к предложению центра. Во второй половине дня у меня снова лопнули подтяжки. Мне стыдно просить хозяйку починить их. В конце концов эта женщина имеет право на личную жизнь. Итак, я сижу дома и конспектирую «Триумфальное шествие».

Вечером я почувствовал усталость. После тяжелого умственного труда нужен какой-то отдых. Меня ободрил мрак на улице — фонарщик по-прежнему находится в госпитале. За пять шагов не видно, что у меня лопнувшие подтяжки. Я отправился в пивную, где за стойкой познакомился с очень милым человеком, который оказался канониром нашей пушки. Он признался мне, что не имеет понятия, как из нее стрелять, так как он специалист по тутовому шелкопряду, а в канониры попал в результате ошибки в картотеке. Я же, поднося правой рукой ко рту кружку, левой придерживал брюки.