Дмитрий Ненадович - Повесть о потерянном времени

А как они поступили со старшим прапорщиком Совковым? Нет-нет, не в случае, связанным с баней. По делу пьяного угара двух старлеев Совков официально даже не проходил: он ведь был внештатным комендантом. Его просто выгнали из этой бани и отправили нести службу на продовольственном складе. Пустили, как говорится, козла в огород. Но не в этом дело. Нестандартное решение, определяющее судьбу Совкова, было принято несколько позже и совершенно по другому случаю. А случай состоял в следующем. Совков был весьма любвеобильным военным и не всегда мог умерить свой плотский аппетит, выполняя неукоснительное правило женатого ловеласа, желающего сохранить семью: «Не прелюбодействуй там, где живёшь и не прелюбодействуй там, где работаешь». Невыполнение этого строгого правила всегда приводит к громким провалам, заканчивающимся, чаще всего, развалом семьи. Совков об этом правиле не забыл, но как-то раз понадеялся на то, что минует его чаша сия, и завел себе любовницу не где-нибудь, а на том же этаже семейного общежития где и проживал уже долгое время. Проживал он в одной из комнат этого общежития естественно не в одиночестве. С семейством проживал Совков. В состав его немногочисленного, но официально зарегистрированного семейства входили располневшая без меры к своим тридцати годам жена и школьница-дочь. В отличии от полуграмотного ПТУ-шника Совкова, его жена имела высшее образование и это обстоятельство угнетало прапорщика ещё сильнее чем её ранняя полнота. В состав совковского так же немногочисленного, но в добавок ещё и неофициального семейства входила молодая, немиловидная от роду, но достаточно стройная телеграфистка Раечка. В свою очередь, стройная телеграфисточка по совместительству, но на вполне официальной основе выполняла свои супружеские обязанности с лейтенантом Гавриловым.

Вот так они и жили. Разводится с женой чтобы официально жениться на Раечке и усыновить лейтенанта Совков явно не собирался. Об этих запутанных донельзя отношениях всегда ходило множество слухов, но явных улик ни одной из заинтересованных в этом сторон, до сих пор, обнаружить никак не удавалось. С некоторых пор обстановка в этом «бермудском треугольнике» начала накаляться. Сластолюбивый прапорюга уже чувствовал на своём затылке горячее дыхание рогатого мужа, но ничего поделать с собой не мог. Его пожираемую пороком душу грела только одна надежда: прапорюга должен был уже вот-вот получить квартиру в наспех достраивающемся доме, и тогда попранный им принцип, хоть и не в полной мере, но уже начал бы хоть как-то исполняться. Однако судьба не позволила греховоднику уйти от наказания и вскоре сыграла с ним вполне справедливую шутку. Началась шутка с лейтенанта Гаврилова, который неудачно выпрыгнул из окна второго этажа и сломал ногу. Зачем он это сделал, спросите вы? В смысле, зачем он выпрыгнул из окна? С ногой-то всё само собой как-то получилось… А вот с прыжком как-то всё слишком уж банально получилось. Лейтенант мирно гостил себе у какой-то майоровой жены, которая пригласила его для ремонта неожиданно сломавшегося, не обращая внимания на свои самые высокие надёжностные показатели в мире, советского цветного телевизора. Дело в том, что майор, конечно же, мог и сам его отремонтировать, но, как на грех, заступил в тот вечер в наряд. А как же вечером даме одной да ещё и без телевизора? Вот лейтенант и пришёл. Его ведь с детства приучили помогать людям. Пришёл, заменил перегоревший предохранитель и уже собирался было с минуты на минуту уходить, как в квартиру ворвался обезумевший от трудностей несения службы в наряде майор и набросился на отзывчивого лейтенанта. Лейтенанту удалось сначала забаррикадироваться в одной из комнат майорской «двушки», а потом, что называется, «в чём мать родила» выпрыгивать из окна второго этажа. Почему он выпрыгнул в таком неприличном для советского офицера виде? Да потому, что его одежда оказалась, каким-то образом, в другой комнате. Ведь для того, чтобы поменять предохранитель, лейтенанту пришлось переодеться в рабочий комбинезон. А как же иначе? Это ведь элементарные паравила культуры труда. Работать всегда надо только в специально приспособленной для этого одежде. Это позволяет исключить травматизм на производстве. Но в этом случае всё произошло с точностью до наоборот. Закончив свою трудную работу, лейтенант, испытал удовлетворение и устало смахнув со лба пот, решил уже было переодеться и даже снял для этого комбинезон, но тут, откуда не возьмись, в квартиру вломился неизвестно что возомнивший о себе майор. Вот и пришлось от него спасаться. Не драться же с ним, требуя денег за ремонт? Это было бы не по Уставу. Вот и пришлось Гаврилову сигать из окна нагишом. Хорошо ещё, что под окнами уже намело сугробы, и мягко приземлившийся лейтенант сломал себе только одну ногу. Сломал и поскакал на несломанной ноге к другу в холостяцкое общежитие, а пока скакал обморозил себе это…, как в народе говорят, яйца. Вот если он выпрыгнул бы летом, то финал мог быть значительно трагичней, а так… Ничего… Можно даже сказать, что всё это недоразумение закончилось форменными пустяками. С этими тщательно забинтованными «пустяками» и положили Гаврилова в госпиталь. Не беда, молодой ведь ещё: нога как-нибудь срастётся сама и отмороженные детородные органы когда-нибудь восстановятся. А не восстановятся — советская медицина всегда поможет и вставит имплантат. С имплантатом эрекция иногда бывает даже надежнее. А надёжность всегда рождает уверенность. В общем, сильна была тогда советская медицина и переживать лейтенанту было не о чем. Он уже ни о чём и не переживал, а вот ненасытный прапорюга — напротив, очень сильно в тот момент возбудился и сразу же озаботился своим извечным скотско-плотским интересом. Ну не мог он упустить такого шанса и как только забинтованного лейтенанта унесла вдаль карета скорой помощи, Совков тут же объявил жене о своем экстренном заступлении в наряд: «Да эта сволочь, Окрошкин, опять куда-то пропал, вот меня и воткнули, будь оно всё проклято… Заверни-ка мне какой-нибудь «хавчик» на ночь». Облачившись в соответствующую несению службы в наряде военную одежду и прихватив заботливо упакованный «хавчик» хитроумный прапор выдвинулся на развод. Ни на какой развод он, разумеется, не пошёл, а просидев на своём складе примерно до восьми часов, ужом прополз обратно в общежитие к давно ожидавшей его Раечке. В силу нажитого груза лет и количества приобретенных за этот же период хронических заболеваний, на всенощное гуляние Совков уже был не способен, но, использовав в качестве допинга изрядную долю алкоголя, полночи прапор выдержал с честью. Далось ему это нелегко, и под утро, прапор забылся глубоким сном без обычных для него эротических сновидений. Однако ранним утром его согнала с постели застарелая в зловредности своей аденома предстательной железы и, повинуясь злодейке, прапор пополз вдоль стены родного коридора в общий и единственный на этаже сортир. Стравив избыточное давление, полусонный и не отошедший от принятого накануне обилия горячительных напитков сластолюбец на обратном пути, как ни в чём не бывало ввалился в комнату к своей основной жене и привычно рухнул на супружеское ложе. Ну что же, вполне обычная ситуация. Ведь в такое вот незатейливое ночное путешествие незадачливый прапор отправлялся почти каждую ночь. И всякий раз по завершении пути плюхался в одно и тоже ложе. Но в этот раз неожиданно возникла едва уловимая, как говорят в Одессе, разница. Разница состояла, всего лишь навсего, в том, что в этот раз прапор по официально озвученной им же самим, да ещё в присутствии официальной супруги версии находился на, полном опасностей, воинском дежурстве. Но об этом Совков немного подзабыл. Алкоголь оказал-таки своё разрушительное воздействие на прапорову память, в результате чего Совков временно пребывал в состоянии включенного «автопилота». Однако, к глубокому прискорбию сластолюбца, у его тяжеловесной и официальной спутницы жизни с памятью дела обстояли неизмеримо лучше. Бессонницей она, по молодости своей, пока ещё не страдала и по сему горячительных напитков на ночь не принимала. Вот именно это обстоятельство и сгубило окончательно семейную жизнь Совкова. Жена спросонок некоторое время щурилась на торчащую из-под одеяла небритую физиономию мужа, морщась от источаемого ею перегара, а затем мощно ткнула тело физиономии локтём в бок.