Дмитрий Ненадович - Повесть о потерянном времени

— Мадам! — прорычал капитан, дико вращая глазами.

— Чё тебе, «мадам», не видишь — уборка! — начала было огрызаться проводница, но, подняв глаза на капитана, тут же выпрыгнула из кабинки, — батюшки светы! Обосрут ещё с ног до головы ни за что, ни про что! Не отмоишьси потом. Скорей бы уже доехать! Вода-то в поезде, чай, кончается!

— Что Вы, мадам, я совсем не по этому делу, — постепенно набирающим великодушее тоном отвечал из-за двери Сергей, близкий к обретению истинного блаженства, — вот если надо будет кого-нибудь обоссать исключительно в гигиенических целях…, ну, когда вода окончательно закончится, вот тогда можете смело обращаться ко мне. Чем могу — подсоблю.

Закончив утренний туалет, Сергей тщательно осмотрел себя в зеркало. Из зеркала на него строго взирал измождённый постами лик святого мученника. «Да-а-а, на работника обкома что-то Вы не очень-то похожи, сударь, — мелькнуло в голове «святомученника», — ну, ничего, вытянем, как сейчас модно говорить, на харизме. Вот только знать бы ещё, что это такое и где её можно достать. Прикол с развенчанием спесивых должен быть продолжен при любом раскладе». Слегка посвежевший капитан наскоро перекусил пирожками, купленными на какой-то захудалой станции, запил их «ситром» (так почему-то назывался местный лимонад) и завалился на свою боковую полку. Добираться до Питера надо было ещё сутки и появившееся в кои-то веки свободное время надо было как-то убить. Убивать его только на общение с этими пребывающими ныне в лёгком шоке дамами, капитану не хотелось: можно было быстро исчерпать запас умных слов и весёлых историй из богемной обкомовской жизни. А это могло привести к оглушительному провалу. К тому же, тактически верным шагом была пауза: пусть «мама» слегка помучается и подумает о том, как можно сгладить ситуацию, создавшуюся из-за её недостойного поведения. Уму непостижимо, столько раз подряд оскорбить видного партийного деятеля в течение одного утра! Всё произошедшее можно расценить как попытку дискредитации партии, а за это можно и статью получить. Окончательно вжившийся в роль, но предельно измученный командировочными перипетиями, капитан проспал до следующего утра. Утром следующего дня его кто-то долго будил, ласково поглаживая по плечу, но Сергей никак не мог проснуться окончательно. Сон уже вроде бы набирал разбег для того, чтобы стремительно выпорхнуть из туловища его тела, но какая-то неведомая сила вновь загоняла его обратно, и перед капитаном начинало разворачиваться какое-нибудь очередное в бредовости своей сновидение. Сновидения эти были очень разными. Чёрно-белые сменялись цветными. Никогда не виданные им прежде морские пейзажи, переполненные морскими чудищами, дрожа в каком-то мареве, постепенно уступали место зелёным полям с громоздящимися на горизонте исполинскими лесами. И вдруг в центре этих превращений неожиданно выткалось изображение капитановой жены. Изображение молчало, но вид имело чрезвычайно строгий. Взгляд изображения имел какой-то угрожающий характер. По спине капитана пробежал лёгкий холодок. В сознание вплыли слова известной песни: «Что ты, милая, смотришь искоса, низко голову наклоня…». «А, вон оно, наверное, в чём дело! — догадалось сонное сознание Сергея и тут же начало оправдываться, — не переживай, моя дорогая, это же я так, шутки ради, ты же знаешь, как я этих спесивых стерв не люблю. А так даже и не думай: чист яки скло». Грозный облик жены в сочетании с нежными прикосновениями всё же возымел на капитана пробуждающее действие, и он, наконец, оторвал свою буйну голову от худосочной железнодорожной подушки. Снизу на него взирала морщинистая морда лица новоявленной «мамы», которая виновато моргала густо накрашенными веками и морщила свои дряблые черты в каком-то подобии конфузливой улыбки явно перепомаженных губ.

— Что Вы, мама, не спите в такую рань? — вливая в голос как можно больше бодрости спросил Сергей, постепенно вновь проваливаясь во вчерашний образ партийного аппаратчика.

— Сергей Борисович, я осмелилась Вас побеспокоить только по той причине, что мы уже подъезжаем, а Вы ещё не одеты, — полным елея голосом выдохнула ставшая вдруг какой-то не по годам жеманной «мама».

— Ого, это же я почти сутки проспал… Извините, тяжёлая была конференция…, яйцеводство там, коневодство всякое, ну и прочая хрень. А нервишки-то уже ни к чёрту.

— Что Вы, что Вы… Мы ведь всё понимаем. А Вы уж меня, пожалуйста, простите за вчерашнее… Как-то неудобно всё получилось… Ночью соседи поспать не дали, всё самогон хлестали. Я была вся на нервах. А как только самогонщики ушли, тут Вы появились… И мне показалось, что Вы к дочери приставать начали… Извините… Я ведь не знала, что у Вас с ней всё так серьёзно.