Рене Фройнд - Любовь среди рыб

Однако радость продлилась недолго. Настроение у Мары испортилось. Она стала очень скупа на слова и на вопросы отвечала односложно.

— С тобой все в порядке? — спросил Фред.

— Мне пора уезжать, — ответила Мара.

— Ты можешь остаться здесь. И надолго, если захочешь, — сказал Фред.

— Я — это не я, — сказала Мара. Голос ее прозвучал как-то иначе.

— У меня тоже все запуталось, — успокоил ее Фред. — И то, что я — не я, я тоже отчетливо почувствовал пару дней назад. Самое крутое в этом то, что это так и есть. То, что мы считаем своим Я, ведь это всего лишь проекция взгляда, которым смотрят на нас другие. Со временем мы начинаем верить, что мы и впрямь та самая личность, за которую нас принимают. Мы верим, что должны продолжать играть ту роль, которую нам отвели другие. Еще хуже то, что мы верим, будто эта роль и есть мы!

— Так и есть, Альфред, — сказала Мара.

Когда он услышал, что она назвала его Альфредом, у него прошел мороз по коже. Мара встала.

— Завтра увидимся? — спросил Альфред.

Мара улыбнулась.

— Не провожай меня. Ненавижу драматические прощания.

Она протянула ему руку, поцеловала его в щеку и шепнула ему в ухо что-то очень милое.

А потом молнией взбежала по тропинке вверх к своему мопеду. Сверху она еще раз помахала ему рукой. В глазах ее блестели слезы. Когда Фред это увидел, он бросился вверх по склону. Но она уже уехала. Может, поехать за ней вслед? Но нет. Никаких сцен прощания. Никаких погонь и преследований. Все было так воздушно. Так невесомо. А как должно быть иначе?

Фред проплыл большой круг по Эльбзее. На гладкой поверхности воды отражались освещенные вершины скал, облака, темный лес. Фред вел по воде борозду, которая снова смыкалась за ним. Хорошо, что на воде не остается следов, подумал он.

Сидя на мостках, чтобы просохнуть, он думал о Маре, и его грудь вздымалась. Он тосковал по Маре. Мара.

В тот вечер Альфред Фирнайс снова начал писать.

За четыре часа он написал восемь длинных стихотворений. Выпил стакан воды, отдышался перед хижиной, а потом еще два часа переделывал стихи.

Он выпил стакан вина, свернул сигарету, еще раз перечитал стихи.

Годится, подумал он.

Может быть, это даже по-настоящему хорошо.

Элизабет Хальбиг полночи была не в ладах с самой собой. Она была разгневана, да к тому же в печали, в отчаянии, она ругалась и ревела. А потом заснула как убитая.

Теперь, на заре, она точно знала, что делать. Она не станет писать по электронке, она позвонит. Да. Прямо сейчас.

— Алло, — сказала Элизабет, — это Лизи. Я больше не могу. У меня больше нет сил это терпеть… О’кей, через час.

У нее никогда не бывает времени, когда ей звонишь, подумала Элизабет-Лизи. Во всяком случае, для меня. Она достала договор из выдвижного ящика ночного столика. Договор, с которого и начались все неприятности. Он был вставлен в прозрачный пластиковый файлик. Договор был написан от руки. Хотя она знала содержание дословно, она перечитала его еще раз.

1) Цель договора — подвигнуть автора, Альфреда Фирнайса, к сочинению стихов.

2) Срок исполнения договора — десять дней. Этот срок может быть продлен по договоренности.

3) Исполнительница получает фиксированную сумму из расчета 100 евро в день, а также возмещение расходов на поездку (деньги на бензин, на ночлег).

4) В случае, если вышеназванный автор напишет двенадцать или более стихотворений, исполнительнице полагаются премиальные из расчета 50 евро за каждое стихотворение.

5) Исполнительница обязуется сохранять втайне этот заказ и личность заказчицы.

6) Заказчица обязуется признавать псевдоним исполнительницы (Мара) и не выдавать ее истинную личность.

И зачем я только подписала это, думала Лизи. Но они так много и так хорошо говорили на маленькой террасе Сюзанны на крыше, где сидели между лавровым деревцем и кустиками розмарина прямо в небе над Берлином. Ладно, я немного подвыпила, думала Лизи. Отговорка, которая никогда не проходила с ее мужем, уже давно бывшим.

Как бы то ни было, я сопротивлялась, думала Лизи и смотрела из окна на коров, жующих свою жвачку. Я ей так и сказала: «Сюзанна, это самая бредовая идея, какую я слышала в жизни».

— Сюзанна, это самая бредовая идея, какую я слышала в жизни.

— У него депрессия. Или он перегорел. Или и то, и другое, — сказала Сюзанна. — Знаешь, Лизи, надо смотреть на это так: ты при этом спасаешь человека!