А.Дж. Беттс - Зак и Мия

Итак… кем я хочу быть на этой неделе?

Мимо проезжает женщина на мопеде. На ней блестящий синий шлем, а за спиной развевается пятнистый шарф. У мопеда ручной тормоз и нет педалей. Все делаешь руками, ноги просто стоят.

И я решаю, что хочу быть этой женщиной. Хочу снова быстро двигаться.

Четыре дня, и до сих пор нет ответа. Может, я неправильно написала его адрес на открытке. Может, он слишком занят с экзаменами. Может, почтальон так и не отослал открытку.

Я проверяю телефон, но там ничего нового. Зато в Фейсбуке – непрочитанное сообщение.

Увы, не от Зака.

Мимимия, привет-привет!

Я тут шатаюсь по тусовкам и все думаю, что без тебя совсем не то.:-(Как ты в своем Сиднее? Ты получила свой диплом косметолога? А я бросила школу, прикинь. Хожу на работу в банк, недалеко от дома твоей мамы. Дресс-код отстой, зато платят бабло.;-)

Дико по тебе скучаю. Чмоки.

Шая

И я вдруг понимаю, что тоже дико соскучилась.

Проходит еще два дня. Почтовый ящик по-прежнему грустно пустует. Я иду дальше и делаю круг по кварталу без костылей. Возвращаюсь раньше, чем ожидала, так что делаю еще один круг, побольше – обойдя почтовое отделение и магазины.

Я останавливаюсь около банка и заглядываю внутрь. Шая стоит за приемной стойкой. Форма ей к лицу, как и строгий пучок на затылке. Правда, она совсем не похожа на мою любимую сумасшедшую подружку.

Она тоже не узнает меня, даже когда произносит дежурное «Следующий, пожалуйста», и следующей в очереди оказываюсь я. Дежурная улыбка не сползает с ее губ целых три секунды.

– Ни фига себе! Мия? Это реально ты?

– Привет, Шая.

– Ты что здесь делаешь?

– Хочу оформить кредит.

– Серьезно? Ты разве не в Сиднее? Слушай, у меня скоро обед, может, дождешься?

Я почти не отстаю, когда она поспешно ведет меня к кафе. Там мы выбираем столик, и официант принимает наш заказ. Куда труднее оказывается поспевать за ходом ее рассуждений, когда она говорит о работе, но я пытаюсь хотя бы изображать нужные эмоции в правильных местах.

– Шикарная, кстати, стрижка. Это твой натуральный цвет?

Я киваю.

– Сказали – бразильский орех.

– Улет. Я рада, что ты переболела блондинизмом. Это смотрелось как-то… чересчур. Ну, ты понимаешь. А потом ты исчезла, и… Кстати, я все еще встречаюсь с Брендоном.

– Серьезно?

– Я его люблю. Но ты не волнуйся, он хороший. Я помню, что он тебе не нравится.

– Я такого не говорила.

Или говорила?

– Ну, по тебе было видно.

В упор не помню, чтобы мне не нравился Брендон или чтобы я как-то особенно это выражала. Он всегда казался мне каким-то безобидным, хотя маниакально стремился вставить слово в любой разговор.

– Он, между прочим, из кожи вон лез, чтоб ты его заметила.

– Да ладно. Зачем?

Шая мнет в пальцах пакетик сахара.

– Затем, что ты была моей лучшей подругой и на всех смотрела сверху вниз. Это был спорт – впечатлить саму Мию Филлипс. Все только об этом и мечтали. Как будто сама не знаешь.

Я не знаю. Или не знала. Мне пришлось продраться сквозь такой ад, что теперь меня впечатляют очень простые вещи. Меня впечатляет, когда просыпаешься, и ничего не болит. Когда находишь приятную шмотку в секонд-хенде. Когда оказывается, что кто-то хочет со мной пообедать.

– Я сейчас просто Мия. Обычный человек.

В школе я терпеть не могла это определение. А теперь оно мне кажется почетным званием. Ну, не самым почетным на свете, но осязаемо важным.

– Ты-то обычная? Ха-ха, насмешила. Ты как вообще оказалась в Сиднее? Влюбилась в кого-то, небось?

Я пью свой ванильный коктейль. Пусть секреты пока останутся секретами. И тот, что скрывается в джинсах, под высокими сапогами, и Зак. До чего же я скучаю, кошмар. Но написать ему не могу: сейчас его очередь.

– Так что насчет кредита?

– Я поспрашиваю у наших. Тебе он для чего?

Я заговорщически улыбаюсь.

– На ярко-желтую «Веспу».

– Ха, я же говорила! Обычная, ну-ну.

В строительном магазине 700 оттенков матовой краски. Из них 82 – оттенки синего. Я их долго перебирала, но все время возвращалась к пробнику с названием «Густая синева». Это волшебный цвет последних минут перед рассветом, когда начинают кукарекать петухи. Цвет неба за окном Зака.

И вот, в день своего восемнадцатилетия я перекрашиваю свою комнату в эту густую синеву. Мама предлагает помочь, и я показываю, как заклеить косяки и рамы бумажным скотчем, как делала Бекки, выбрав для детской оливковый цвет. «Новый цвет для новой жизни», – сказала она.