Вообще-то пятьдесят пять – проходной балл. Набрать пятьдесят пять по математике или литературе – совсем неплохо. Меня бы устроило. Сказать ему, что меня бы это устроило?
– Мия, у тебя – уже девяносто восемь.
Между прочим, я бы променяла свои девяносто восемь с одной ногой на пятьдесят пять с двумя. Я даже открываю рот, чтобы это сказать вслух, но поднимается ветер, перебив меня шорохом листьев, и уже через секунду я рада, что промолчала. А он смотрит вверх, на точечки света, пронзающие темный купол мрака. Вселенная состоит из вероятностей и неопределенностей. Как можно цепляться за одну-единственную цифру?
– Можешь злиться на судьбу целую жизнь, если хочешь, – говорит Зак. – Но она у тебя есть, эта целая жизнь впереди. А у меня – я не знаю, что у меня есть.
– Ой! Ты видел? – я тыкаю пальцем в небо, надеясь вернуть его в чувство. – Звезда упала.
– Это метеорит.
– То есть, желание на нем не загадать?
Он пожимает плечами.
– Ну, если хочешь загадывать желание на летящем метеорите – попробуй.
Я стукаю его по ноге.
– Так. Ты все портишь. Лучше помоги мне залезть.
Зак подхватывает меня. Я ставлю здоровую ногу на перекладину, подтягиваюсь, закидываю вторую ногу на ограду и оказываюсь верхом на заборе. Лицом к нему. Боюсь не удержаться с той же легкостью, и кровь приливает к шраму, и голова кружится. Но я хочу смотреть ему в глаза. Они такие серые.
– Вообще-то расстановка сил была такая: я ною, а ты меня утешаешь.
– Что, серьезно?
– Серьезно. Нам нельзя обоим быть несчастными одновременно! – я щелкаю пальцами. – Так что але, не отвлекайся.
– Попробую. На чем мы остановились?
– Ну, ты желал мне приятной поездки, а я обещала прислать тебе открытку… – я сперва в шутку стукаю его кулаком в грудь, а потом вдруг всерьез вцепляюсь в его футболку. – Слушай, поехали со мной!
– Что?..
– Что слышал! Ты, я, автобус-грейхаунд… – идея распускается в моем воображении безумным цветком с чудесным запахом свободы.
– И куда мы поедем?
– Да к черту детали, просто поехали, и все!
– Ты шутишь?
Я не шучу! Но он смеется и отводит взгляд.
– Блин, Мия, я не могу просто так взять и…
– Можешь!
– У меня школа. И мама. И остальные. Ты знаешь, что им пришлось пережить?
– Они тебя поймут.
– Я нужен им здесь, на ферме. Пока я… Ну, в общем, я им нужен.
Но ты и мне нужен, – думаю я, но молчу.
Зак накрывает мою руку своей. Наши пальцы сплетаются. У него такая теплая кожа. Я не представляла, что так ждала этой руки. Она источает спокойствие. Снимает боль. Выравнивает звезды.
Он произносит:
– Ты мне сейчас не поверишь, но тебе действительно жутко повезло. Я бы поменялся с тобой местами, если бы только мог.
Я вздрагиваю. Не может быть.
– Да ладно.
– Если было бы можно гарантировать родителям девяносто восемь процентов, я бы не думал дважды.
– Я бы тоже с тобой поменялась, – начинаю я, но он сжимает мою руку, и я замолкаю.
Его мама зовет нас в дом, но мы не двигаемся с места. Балансируя на заборе, вцепившись руками в руки друг друга, это все, что мы можем делать, чтобы не развалиться.
Позже, когда ночной холод пробирает нас до костей, мы отпускаем друг друга. На сей раз я иду за ним в дом. Я тихо иду рядом с ним на костылях. Альпака кряхтит, когда мы проходим мимо.
Зак помогает мне пролезть через окно и задергивает за нами шторы, отрезая от нас вселенную.
Когда я забираюсь в кровать Зака, я не снимаю протез, не снимаю джинсы. Он тоже. От нас несет грязью и кормом, и запах вскоре впитывается в простыни. Я сворачиваюсь калачиком, и он за мной, джинса к джинсе.
Этой ночью я хочу забыть себя. Я хочу быть в объятиях, которые защитят от кошмаров. Спать, а не видеть сны. Я хочу быть больше, чем дробью.
В темноте наши руки и ноги переплетаются, образовывая целое.
Я просыпаюсь, чувствуя Мию всей длиной своего тела. Ее грудь поднимается и опускается, парик распластался по подушке.
Три утра. Я знаю, что в мире за ближайший час у 1484 человек будет диагностирован рак. Почти у 25 за эту минуту.
Но какова была вероятность вот этого? Одно дыхание на двоих, такая нежная кожа и привкус надежды. Что жизнь, возможно, еще будет хороша.
Солнце пятнами ложится на контуры наших тел. Я окутан тяжелым одеялом и теплым воздухом.
– Неловко такое говорить, но сегодня ты съехала по шкале до восьми.
– Это как?
– Ты храпишь.
– Вот черт. Ну ладно, зато ты поднялся до семи.
– Неужели?
Читать дальше