Александр Горшков: Отшельник. Роман в трёх книгах

— А я знаю, — отец Сергий учтиво поклонился врачам. — У Бога возможно все. Мы Ему верим, поэтому и принимаем все, как Его святую волю. Он велел продлить моему племяннику жизнь — значит, тот для чего-то еще нужен. И вы, и ваши золотые руки, и ваш блестящий опыт тоже нужны: Богу, людям. А все мы — в Деснице Господней.

Отец Сергий был единственным человеком, кому Игорь открыл тайну своего чудесного исцеления.

— Погост, погост… — задумчиво повторял отец Сергий, пытаясь понять смысл этого откровения. — Что бы это все значило?

Затем, уединившись надолго к себе в комнату на келейную молитву, он сказал Игорю:

— Пусть это останется нашей тайной. Присматривайся внимательно ко всему, что будет происходить в твоей жизни. Думаю, коль Господь спас тебя для чего-то очень важного, то Он и откроет Свою дальнейшую волю.

И когда молодой батюшка, новоиспеченный выпускник Духовной семинарии Игорь Воронцов услышал название деревни Погост, где был осиротевший приход — очень бедный, без всяких подъездов и удобств, он сразу почувствовал сердцем, что это его судьба, от которой не следует бежать, уклоняться, искать лучшей доли. И… покорился, вручив себя в руки и волю Того, Кто отвел от него неминуемую смерть.

Отец Игорь

Отец Игорь, казалось, снова задремал: его дыхание стало ровным, спокойным. Но Лена знала: не спит. Он сам любил это состояние, когда еще не до конца «от сна восстав», уже начинал молиться, отгоняя от себя остатки сладкой дремоты и настраиваясь на день грядущий.

— Ни себя не жалеешь, ни нас, — прошептала Лена. — В храме холодина, никого не будет. Кому служить?

— Богу, — так же тихо ответил отец Игорь. — Завтра среда, значит, служить будем. И в пятницу будем. В субботу и воскресенье тоже непременно будем. А придут люди или не придут — это уж их дело. Господь никого к Себе и за Собой не тянул силой.

Отец Игорь вздохнул.

— Богу…, — вздохнула и Лена. — А Он им нужен? Живут без Бога, рождаются без Бога, умирают без Бога. Кому служим? Для кого?

— Для Бога, — снова прошептал отец Игорь и, прервав молитву, ушел в свои мысли. — И служим для Него, и живем для Него же…

«Странная это штука — душа, — подумал он. — Особенно русская душа. Где, в каком еще народе может уживаться святость и безбожие, благородство и грязь, чистота и скотство? В каком еще народе из одних уст выливается святая молитва и отборная матерщина, похвала Небу и богомерзкие песни, фимиам молитвенной тишины и разудалые, разнузданные пьяные крики? Где еще так близко чистота в отношениях и дикий разврат, трезвенность и беспробудное пьянство, трудолюбие и безделье, тунеядство?

Какой еще народ мог дать миру Сергия Радонежского, Серафима Саровского, Иоанна Кронштадтского, Анну Кашинскую, целый сонм преподобных, святителей, мучеников, исповедников Христа и в то же время прославить себя постыдством, невиданным по своим масштабам и дикости безбожием, богохульством?

Где еще могут воздать такую славу Богу через святые храмы, монастыри, подвиги веры и благочестия и так же масштабно все это очернить, опорочить, осквернить, разрушить, обесчестить?..»

Отцу Игорю вдруг вспомнились нехитрые поэтические строчки его старого школьного товарища, судьба которого закинула в Чечню. Оттуда он возвратился с изломанной психикой, двумя ранениями, совершенно уйдя в себя, в свой мир, время от времени выплескивая оттуда опаленные строчки:

Это очень по-русски —

Миром храм возводить.

Это очень по-русски:

Храм святой осквернить —

Наплевать, надругаться,

Сапогом растоптать,

Чтобы миром всем взяться

Из руин воздвигать.

Так по-русски, так свято —

Среди грома побед,

Где погибли солдаты

Накрывать на обед.

Помянуть, как ведется,

Убиенных солдат,

Кто уже не вернется

В дом родимый назад.

Это очень по-русски —

Пусть другие поймут —

Необстрелков безусых

Вдруг послать на войну:

Не для славы солдатской

Бросить в горы на смерть,

Чтобы смертию братской

Им в горах умереть.

Так по-русски понятно

Братьев меньших спасать

И на мир необъятный

Помощь всем посылать,

Ну а свой брат в разруху

Пусть пока подождет:

Он же русский по духу —

Значит, все он поймет.

Ведь он может по-детски

Зла в душе не держать,

И обиды всем сердцем

Бога ради прощать…

«Может и теперь есть святые люди? — продолжал размышлять отец Игорь. — Хотя, откуда им быть? Скоро вся страна наша станет сплошным Погостом: куда ни глянь — сплошь мертвые души. Служим Богу, для Бога, а сам народ Божий — где он? Кто знает, может и впрямь живут где-то святые люди, притаились, наблюдают за нами, молятся за нас: мы открыто, а они — сокровенно, тайно. А может, и не где-то, а совсем рядом живут, только неведомо нам, прикрыты, спрятаны Богом эти люди от нашего взора до поры, до времени. А потом выйдут, чтобы перед Страшным Судом обличить нас в тяжких грехах, взглянуть в наши нераскаянные души. Наверняка есть такие люди. «Дух ид еже хощет дышит». Глядишь — и у нас тут свой святой объявится. Интересно было бы посмотреть, каков он?»