Игорь Ковлер - Проклятие Индигирки

Навстречу неторопливо ползла «Татра» с рудой.

– На фабрику везет. – Лавренюк принял немного вправо.

– У него Сталин на лобовом стекле, или показалось? – Мирон Андреевич наклонился вперед, положив руки на спинку водительского сиденья.

– Не показалось, – ухмыльнулся Лавренюк. – Народ резвится, на потребность порядка намекает.

– Без него что ж, никак? – Мирон Андреевич тронул за плечо Тараса. – Сам-то что думаешь?

– По-вашему, пора нас гнать, пока до беды не довели? – без обиняков сказал Лавренюк. – Словом можно заставить людей бить мух, комаров, воробьев, друг друга. Можно повести их направо, налево, а сделать лучше – нельзя. Хоть тресни. Какие правильные слова ни говори.

– Как же ты работаешь, Тарасик? – Мирон Андреевич посмотрел в затылок зятю. – Ты, выходит, не веришь? Как же так?

– Верь не верь, ничего изменить не можем, – зло усмехнулся Лавренюк. – Даже в отдельно взятом районе. Валюту добываем в чистом виде, а смысл уходит, жалко.

– Что-что? – не расслышал Мирон Андреевич.

– Смысл, говорю, уходит. – Лавренюк немного повернул голову назад, к тестю. – Исчерпываем себя, а это худо, это как смерть.

Он выпрямился, посмотрел вперед. Чуть в стороне набирала высоту ярко-оранжевая «восьмерка» – сочным апельсином плыла, высекая винтом хрустальные искры из воздуха и солнечных лучей. Лавренюк слегка подался вперед, провожая вертолет взглядом.

«А все-таки хорошо! – подумал он, вздохнув. – Даже эта засыпающая перед зимой природа, утыканные редкими деревьями сопки, огненные пятна тальника, похожие на затухающие костры; белоснежные вершины еще не казались однообразными под ярким солнцем, а как за ту, что впереди, зацепилось полупрозрачное облачко! Какая же красота: одинокая машина на дороге, вертолет в голубом небе, сопки в снегу… Посмотреть бы на все вон с той горы».

Машина шла быстро и ровно. Впереди был небольшой поворот. Не снижая скорости, Лавренюк вписался в него, а на выходе в азарте чуть добавил хода. Только в самый последний момент он заметил на дороге мелкие поперечные волны, рефлекторно вдавил педаль тормоза, на полной скорости влетев на «гребенку». Посыпались страшные удары. Тарас еще крикнул: «Держись!» – вцепившись в руль. Но их швырнуло влево, он больно ударился грудью, в глазах все разом подернулось, будто изнутри в них впрыснули ярко-красную жидкость. Он не видел, как правые дверцы распахнулись, из передней вылетела Кира с Федькой, намертво держа полу его пальтишка. Сквозь туман, застлавший сознание, ему казалось, что все происходит очень медленно, как в невесомости, он даже хотел протянуть руку, чтобы задержать их, но почему-то не успел. Через заднюю дверь вывалился Никита. Машина, развернувшись на сто восемьдесят градусов, перекатилась через крышу, словно нехотя встала на колеса и замерла.

С нарастающим страхом он смотрел на хорошо знакомое лицо, на чуть изломанную левую бровь, которая всегда надламывалась от удивления. Казалось, Кира наблюдает за ним из-под слегка прикрытых ресниц, притворяется, разыгрывает его. Хочет узнать, как поведет он себя, что станет делать. И только ледяной запах гибели, который он чувствовал, не позволял обмануться возможностью возврата к той жизни, которой все они жили несколько минут назад.

И вдруг что-то опять изменилось в его сознании. Какой-то странный сигнал пришел из его глубин. Он вспомнил случайно найденный в тайге труп несчастного, скорее всего бича, лежащего под кустом, словно во сне. Его поразили тучи комаров вокруг.

«Хорошо, что сейчас не лето и нет комаров, – подумал он. – А то налетели бы на ее лицо, на прикрытые ресницами глаза, на открытые ноги». Потрясенный, в обжигающем порыве несчастья, словно в полусне, он спрашивал себя, как можно сейчас думать о каких-то комарах? Он видел старшего сына, неподвижно лежащего в неудобной позе, и понимал, что с ним. Поискал глазами Федю, встал, шатаясь и чувствуя нарастающую в груди боль (наверно, сломаны ребра), сделал несколько шагов туда-сюда, озираясь по сторонам, ища взглядом маленькое тельце.

В вертолете потеплело. Могучий Варов, а за ним остальные скинули теплые бушлаты. Варов достал из кармана рюкзака плоскую литровую флягу из «нержавейки», загодя порезанную толстыми ломтями оленину и сало в фольге. Устроил закуску на рюкзаке, толкнул его ногой на середину салона и пустил фляжку по кругу.

– Для настроения, – распорядился он низким густым басом. – Его широкий рот на крупном смуглом лице с тяжелой выдающейся вперед челюстью боксера скривился, изображая улыбку.