Иван Колпаков - Мы проиграли

Минут через десять в комнату с улицы зашла молоденькая девчушка – черноглазая, в длинной серой юбке, в свободной рубахе, босая, удивительно сияющая всей своей незрелой красотой. Она внесла кувшин и разлила по пиалам вязкую белую жидкость.

– Что это?

– Шубат. Верблюжий кефир, – объяснил Булат.

Пока она наливала кефир, я разглядел ее руки – словно изрезанные ножом, в глубоких ранках, ничем не перевязанных. Девочка улыбалась, но на меня не смотрела. Она ушла так же, как и появилась – стремительно.

– Пей залпом.

Я выпил. Жидкость имела животный привкус – мне показалось, что из моего рта пахнет зоопарком. Мы опять замолчали. Беглый осмотр комнаты ничего не дал: белый потолок, деревянный пол, светло-зеленые оштукатуренные стены. Старый, ветхий интерьер, но очень аккуратный.

Девчушка выпорхнула из соседней комнаты (ход в нее прикрывало шерстяное одеяло, прибитое гвоздями к верхнему проему), едва заметно кивнула Булату.

– Теперь ты можешь пройти к Мархабе, – сообщил он мне.

Отказываться было невежливо. Девочка помогла мне пролезть под одеялом. Попав в обитель Мархабы, я оказался в кромешной темноте. Она была столь плотной, что тяжело дышалось. Впрочем, в комнате действительно было жарко и душно, и еще – впервые в этом путешествии – я ощутил влажность. Влажность столь высокую, что мне почудилось на миг, как влага оседает на моей щеке, течет по ней. Через секунду зрение вернулось ко мне – и я увидал в сумерках (источника света не было, светился словно бы сам воздух) старуху. На ней было черное платье и такой же черный платок. Она убрала руку от моего лица, отошла, не оглядываясь, вглубь комнаты, присела на пуф, махнула рукой – мол, садись и ты. Я опустился прямо на пол и сложил ноги по-турецки.

– Как тебя зовут? – спросила старуха.

Даже сквозь тьму я ощущал, что она глядит мне прямо в лицо, будто видит его превосходно.

– Иван.

– Похоже на тебя.

Я хмыкнул. Впрочем, все это уже успело перейти грань, за которой начинаются мучения. Чего она хочет от меня? Может быть, я что-то должен у нее спросить? Ведь она, в конце концов, предсказательница.

– Ну, так спрашивай, – сказала старуха.

– У меня, честно говоря, нет вопросов.

– У всех есть вопросы. Это у судьбы нет к нам вопросов.

Я задумался. Вообще, именно на этот случай у меня была припасена одна задачка, которую никак не удавалось разрешить обычными, не алхимическими методами. То есть и не задачка вовсе. Мне всегда хотелось обсудить это с кем-то, кто сведущ. Ситуация настолько потакала шизофрении, что я решил не сопротивляться.

– Неужели час уже, как бы это сказать-то, назначен? Старуха ответила.

– Неужели? Она подтвердила свой ответ.

– Ты хочешь спросить еще, наверное, возможно ли знать точно – подобно тому, как знаю я. Возможно, – тихо проговорила старуха. – У тебя будет хорошая, длинная жизнь, не сопротивляйся ей. Ищи свет на изнанке тьмы.

Поверьте, я не ощутил сию же секунду желания сбежать от этой галиматьи, от этой странной старухи, выбраться ближайшим поездом из степи домой, к своей реке, к своему родному лесу. Я хотел поговорить с ней еще и задавал какие-то вопросы. Но больше я от нее ничего не мог добиться; кажется, Мархаба вообще не любит метафизических прений.

Май 2008-го

А я и не думал почему-то, что мы поедем через Куеду. Хотя как иначе: автобус сверлит всю Башкирию – Стерлитамак, Салават, Уфу, – а потом с юга, минуя подбрюшный Воткинский водоем, вонзается в Пермскую область – тут уж и Куеда, и Чернушка; одна дорога, другой нет. Но я об этом не сообразил заранее, не хватило мыслительной машинальности – видимо, слишком устал в пути, видимо, слишком много сладкого воздуха проглотил в Оренбурге.

Уезжать вообще не хотелось – славный оказался городишко, маленький, изумрудно-разноцветный; казачки уважают яркую, нарочито веселую красоту. Повсюду флажки, перетяжки, поздравительные рекламации. Прошел улицу Советскую в оба конца, заглянул в местный букинист – долго разглядывал хорошо знакомое издание Набокова, книгу про Себастьяна Найта, но понял, что не потяну – рюкзак и так забит до отказа. Еще нашел полное собрание сочинений Пушкина в желтой обложке, в детстве у меня такое было, и тоже очень хотелось купить, а как тащить? Вышел с «Холмами» Бродского – на убийство времени в дороге. Можно подумать, я способен бороться с дорожной дремотой.

Цветастая улица Советская упирается в небольшую площадь (рядом – пластмассовая детская площадка, окраинный оазис в центре города), хорошо продуваемую ветром. Центральная ось площади – черный Чкалов в уморительных сапогах с меховыми отворотами, он смотрит поверх Оренбурга, и в его облике есть что-то бесовское. Белоснежная старинная лестница скатывается к мутной тихой реке – Уралу, и здесь можно было бы снимать «Бесприданницу», если бы не мост – металлический, сам себя поддерживающий с помощью стальных тросов, чудо местной инженерии, летучий голландец.