Меир Шалев - В доме своем в пустыне

Мало-помалу ее голос становился все глуше, пока не превратился под конец в монотонное бормотанье, и так она читает и сегодня: сначала несколько громких строк, а потом все тише и тише, только губы шевелятся, и никто ее не слышит.

«Вот так. Она могла часами так работать, — рассказывала Черная Тетя. — Ремень на шее, и доска с книгой на груди».

Мы сидели с ней возле маленького декоративного бассейна Дома слепых, окаймленного ресницами камышей, папоротников и ивовых ветвей. Теплая вода приятно ласкала погруженные в нее ноги. Жирные и сонные японские золотые рыбки медленно-медленно проплывали в пучинах, словно давно затонувшие пиратские корабли, с рубинами в брюхе и с выцветшими драгоценными украшениями.

Мягкий, ленивый и холодный плавник скользнул по моей пятке, и это прикосновение было более странным и пугающим, чем все, которые я знал.

Черная Тетя улыбнулась:

— Тебя тронула рыба?

— Да.

— Когда золотая рыбка подплывает к человеку и трогает его ногу, это знак удачи. — И потом наклонилась и шепнула прямо в раковину моего разнеженного уха: — Рафаэль, сюда идет Слепая Женщина… Давай убежим побыстрее…

— Но ты ведь дружишь с Готлибом, — шепнул я в ответ.

— Это не важно.

— И ты никого не боишься.

— Ее я боюсь, — прошептала Черная Тетя. — Не знаю почему, но ее я боюсь.

Она схватила меня за руку, и мы спрятались за кустами, присели там и стали подглядывать.

Слепая Женщина и семеро ее маленьких воспитанников шли через парк, срывая, как обычно, ветки мирта, чтобы разбросать их в коридорах Дома слепых.

Приятный запах расходился вокруг.

— Не дыши, — пробормотала Черная Тетя, и Слепая Женщина, высокая и прямая, подняла свои зеленые глаза и снова спросила:

— Кто здесь?

— Есть здесь кто-нибудь? — спросили Аврам, и Яков, и Давид, и Герцель, и Шимон, и Ави, и Рубен своим общим густым и низким голосом, семижды умноженным голосом одного слепого ребенка.

Они прошли мимо, и Черная Тетя выдохнула, встала и сказала мне:

— Давай полежим на траве, Рафаэль, здесь так мягко и приятно.

Запретный парк шелестел нежнейшей травой, подобной которой, по ее утверждению, не было во всем Иерусалиме. Рыжая Тетя называла эту траву «английской лужайкой» и однажды даже вырезала там кусок дерна, величиной с коврик у двери, и хотела посадить его за нашим домом, но трава не принялась.

— Все время у нее англичане были в голове. — Черная Тетя растянулась на спине. — От того у нее и начался роман с Эдуардом. И она стала гулять с ним под руку, ни с кем не считаясь и никого не стыдясь, с этой его вечной белой крысой на плече, которую он кормил изюмом, доставал изюм из кармана и кормил. Тут вокруг все эти разговоры, и всякие подмётные письма с угрозами, и с проклятиями, и с изображениями черной руки, и всевозможные выкрики и ругательства, а эти двое идут себе, как ни в чем не бывало, высокие и худые, белая кожа, синие глаза, можно подумать, что они только что свалились с луны на аэроплане, он в этом своем бежевом пиджаке, с косым английским пробором в соломенных волосах, и она в небесно-голубом, всегда отутюженном голубом платье и с этими рыжими волосами, будто корона на голове.

— Они горели, как огонь.

— Кто тебе рассказывал?

— Ты мне рассказывала.

— Это Авраам тебе рассказал?

— А почему сегодня они не такие?

— Какие не такие?

— Не горят на голове, как огонь?

— Потому что их погасили, — сказала Черная Тетя. — Она сняла блузку и перевернулась на живот. — Ложись возле меня, Рафаэль, сделай моей спине приятно.

— Кто погасил?

— Они.

— Кто?

— Люди. Напали на нее и отрезали ей волосы.

Я задрожал.

— Ну и что? — Я разгладил дорожки на ее спине и на проступающем позвоночнике. — Все равно у нее выросли новые.

— Выросли, но уже без огня. И сбоку сделай. Да, Рафаэль, вот так, да, вот здесь. Выросли новые, но мертвые.

Ее щека была прижата к траве, и слова с трудом выходили изо рта. Ласточки круто пикировали к воде, переворачивались в воздухе, показывая светлое, почти белое подбрюшье, и на лету хватали мошек. В бассейне медленно плыли рыбы.

— Я завидую женщине, которая будет твоей женой, Рафаэль. Во всем этом скучном мире есть, может быть, только шесть мужчин, которые знают, как сделать приятно, — улыбнулась Черная Тетя.

— Откуда ты знаешь?

— Двух из них я уже повстречала, а о четырех остальных я думаю. — Она посмотрела на меня одним глазом. — Как ты полагаешь, они знают друг друга?

— Кто?