Александр Крыласов - Запойное чтиво № 1

У меня есть собственная книга рекордов Гиннесса. В ней записано, кто из пациентов, сколько не пил. Если обращавшийся за помощью находился в ремиссии больше трёх лет — милости просим, поставить в книге свою закорючку. Не надо размазывать сопли и слюни, дескать, спасибо, доктор, я замечательно себя чувствую и прочее. Коротко и ясно: я не пил десять лет и подпись. Так вот в моей книге есть ремиссии, и пять лет, и семь, и девять, и десять, и пятнадцать.

Но пальма первенства, безусловно, принадлежала Герасимычу, который обсыхал двадцать два года. В пятьдесят лет он завязал с огненной водой и до семидесяти двух её даже не нюхал. Окружающие давно уже привыкли, что дедушка всегда трезвый и вменяемый, но вот у бабушки стала свербеть одна навязчивая мыслишка, что семья должна обмыть пятой внучке пяточки, и Герасимыч должен непременно принять в этом участие. Четырём внукам дед ножки не обмыл, просквозил, но уж за внучку просто обязан поднять двести грамм. Дедушка долго отнекивался и отбрыкивался, но бабка была непреклонна — пьют все. Каждый должен принять участие в обмывке ножек у ребёнка. Каждый. Ладно, настояла на своём. Праздник удался на славу: Герасимыч выпил три стопаря самогонки, с непривычки его быстро развезло, и он отправился спать под смешки разгорячённой родни. Среди ночи дедушка проснулся и рванул к ларькам догоняться. Он внезапно почувствовал чудовищное влечение к спиртному, «как будто в бане плеснули из ковшика на каменку, аж всё зашипело». Деда ловили всей семьёй три недели, а он пил в чёрную, ночевал на чердаках и в подъездах, на скамейках и в песочницах. Благо, запой пришёлся на лето, да и кое-какой запас здоровья дедушка за двадцать два года трезвости всё-таки набрал. Когда же его, наконец, отловили, он принялся дубасить свою старушку, а также всех родных и близких, кто под руку попадётся, горланить советские, жизнеутверждающие песни и разминаться дочкиными духами. Насилу его угомонили и привели на повторную кодировку.

Наркологи знают, что влечение и толерантность заднего хода не имеют. (Это как кнопку «стоп» нажать на медиа плеере, фильм пойдёт ровно с того же места). Так и толерантность, увы, замирает на определённой дозе. Курильщик, который не курил десять лет и развязал, будет также, как когда-то высаживать по две пачки сигарет, а не парочку в день. Выпивальщик, отдохнувший пять годков, снова выдует свой законный литр водки, а не сто грамм.

Это самая опасная категория пациентов, самая коварная и непредсказуемая. По их внешнему виду никогда не скажешь, что они не просыхают годами. Эти обаяшки приветливо улыбаются, мило шутят и к месту цитируют Омара Хайяма и Лао-цзы. К концу беседы хочется плюнуть в глаза их родственникам и даже привлечь к уголовной ответственности за клевету, настолько милашки белы и пушисты. А их родные и близкие рассказывают вещи, от которых стынет кровь в ваших жилах и непроизвольно открывается рот. В принципе, больные, страдающие алкогольной и наркотической зависимостью, уже выдавили из себя по капле совесть. В принципе, лживость и изворотливость — главные симптомы при данных заболеваниях, но эта группа пациентов вне конкуренции. Они врут так артистично и жалостливо, манипулируют так умело и коварно, что нужно всегда быть начеку. Долголетний опыт приучил меня к выстраданной мысли — бойся обаятельных и милых пациентов, они могут обвести вокруг пальца кого угодно. У них, как правило, самые короткие ремиссии, потому что они умеют избегать радикальных методов лечения, откладывая всё на завтра, и внушают окружающим мысль, что справятся с алкогольной проблемой самостоятельно.

Евгеньич — седой, с хорошим цветом лица и голливудскими зубами, дядечка сидел передо мной и жаловался на судьбу. Точнее на супругу.

— Я долгих пять лет был зашит. Исключительно из-за капризов своей второй половины. Она, видите ли, даже запаха алкоголя не переносит. А по окончании срока действия лекарства, мне как раз исполнилось пятьдесят лет. Имею я право отметить?!

— Ну-у-у, — замялся я, — иногда юбилеи затягиваются и заканчиваются белой горячкой.

— Не мой случай, — отрезал Евгеньич, — мы с друзьями посидели, выпили в кафе. Всё чинно, пристойно. Потом пошли домой и по дороге пели песни. Негромко и душевно, подчёркиваю. А она меня опять на пять лет закодировать хочет.