Александр Крыласов: Запойное чтиво № 1

— Теперь я поверил, — позвонил бизнесмен после визита к рентгенологу.

— Ещё бы, — констатировал я, — факты, как говорится, на рентгенограмме. Хотя возникает закономерный вопрос: а обязательно нужно ломать себе рёбра, чтобы поверить в очевидные вещи? Или возможно всё-таки обойтись без членовредительства?

Уважаемые дамы и господа, на ваше рассмотрение предлагается случай, имевший место с преподавателем вуза. Семёныч начал злоупотреблять спиртным ещё в студенчестве, в аспирантуре это дело развил, а, занимая должность доцента «кайфедры», сумел поднять на недосягаемую высоту. (С его слов, самое ужасное и невыносимое в жизни занятие — читать утреннюю лекцию с бодуна). Семёныч был у нас, что называется постоянным клиентом, он время от времени принимал противоалкогольные препараты пролонгированного типа действия и вновь сеял разумное, доброе, вечное в своём институте. Пациент, заглянув к нам, как обычно, лихо заглотил лекарства, написал расписку и двинул в сторону дачи. Вскоре позвонила его супруга и поинтересовалась, где её муж. Я развёл руками.

Супруга Семёныча звонила с периодичностью в полчаса и рассказывала страшные вещи. Сначала сотовый мужа откликался длинными гудками, потом пошли короткие, вскоре в трубке откликнулся незнакомый мужской голос, послал её по матушке и заявил, чтобы она больше по этому номеру не звонила, дальше абонент оказался недоступен.

Ближе к вечеру всё прояснилось: Семёныч вышел от нас бодрым шагом, ощущая себя нужным, полезным и целеустремлённым членом общества. До метро «Измайловская» было рукой подать, и воодушевлённый член общества уже подходил к турникетам, когда его взгляд зацепился за группу молодёжи, дружно сосущую пиво. Семёныч встал как вкопанный, он так потом описывал свои дальнейшие действия: «Вдруг меня торкнуло — а не хлебнуть ли и мне пивка. В человеке столько неиспользованных возможностей, может, со мной нечего и не произойдёт». Он тут же купил себе банку пива, и здорово труся, сделал первый глоток. Никаких последствий. Исследователь неиспользованных возможностей организма отхлебнул побольше, в его глазах поплыли люди и растения… Семёныч рухнул в кусты, растущие вдоль станции метро.

Какое-то время он там и провалялся без сознания. На Западе вы никогда не увидите бесхозно лежащих людей. Их постоянно теребят вопросами, к ним пристают навязчивые прохожие, не плохо ли им, не нужно ли чем-нибудь помочь? В нашей стране такая назойливость не приветствуется. Если человек лежит в кустах, ясное дело, что ему не плохо, ему, наоборот, хорошо и нечего обламывать чужой кайф.

Экспериментатор очнулся и принялся тихо стонать, прохожие не реагировали, тогда он возвысил голос.

— Помогите, — прохрипел Семёныч, — мне плохо.

Проходящий мимо молодой человек ухмыльнулся и, конечно, тут же «помог». Он освободил Семёныча от непосильной ноши: снял часы, а также присвоил телефон и портмоне. После оказания первой помощи, он несколько раз пнул поверженного доцента пыльным тапком и скрылся среди ларьков.

А Семёныч кое-как освоил вертикальное положение и принялся стрелять мелочь на проезд.

— Ко мне бы вернулись, — оторопел я после его объяснений по телефону, — уж на проезд я бы вам дал. И давление померил, и супруге позвонил.

— Стыдно, — признался исследователь.

А своё здоровье вот так глупо гробить не стыдно?

Вопрос, на который, я знаю, никогда не дождаться ответа.

В природе существует определённая категория людей, которая, приняв на грудь пятьсот — семьсот грамм, начинает звонить всем знакомым и родственникам, начальникам и подчинённым, бывшим возлюбленным и будущим партнёрам, пытаясь изложить свои взгляды на жизнь. И это в лучшем случае. В худшем — они качают права или угрожают свернуть шею, признаются в своих тайных пороках или выводят собеседника на чистую воду… Сознаюсь, моя фантазия слишком бедна, чтобы описать, какую пургу они несут по пьяной лавочке. Чаще всего такой говорун почему-то трезвонит вышестоящему начальству. Наутро, протрезвев и поздоровавшись с утраченным вчера разумом, он судорожно хватается за телефон и просматривает исходящие звонки. Бог мой, оказывается, он целых пятнадцать минут разговаривал с хозяином холдинга, где имеет честь надрываться. Время звонка ноль часов, ноль минут. То-то, наверное, хозяин обрадовался его звонку в полночный час. А это что?! Пять звонков начальнику отдела! Пять!! Погибаю!!! Первый разговор длился десять минут, последующие по десять — пятнадцать секунд. Вероятно, начальник бросал трубку. Скорее всего, в приступе гнева. А это что за звонки?! Два вызова, адресованные любимой тёще. Первый продолжался двадцать минут, второй остался безответным как первая юношеская любовь. Время разговора — два часа ночи. Самое время звонить тёще и интересоваться, как её драгоценное?