Юлия Винер - Былое и выдумки

«Пушистый персика бочок», сладко пел неведомый поэт со стены государственной овощной лавки (на рынке персики 4–5 руб. штука). «Здесь и витамины, здесь и минералы, сколько пользы в свекле и моркови алой!» Моркови алой в магазинах я не видела ни разу (на рынке 2 руб. пучок, пять тощеньких штучек); черная прошлогодняя картошка – 2.80 кило, замученные помидоры – 4 руб. кг (на рынке 20 руб., столько же огурцы). Моя близкая подруга, старший инженер, зарабатывала тогда 300 руб. в месяц.

Но что я все о еде да о еде («дайте мне кило еды…»)? А культура, а «духовка»? Вся эта опера и балет, на отсутствие которых так горько жаловались советские евреи, как раз тогда массами прибывавшие из России в нашу маленькую, бедную духовностью страну?

весело пели частушечники на старом Арбате.

Публика радовалась. Смеялась и я – кажется, единственный раз за те мои пять недель в Москве.

Была, наверное, и тогда в Москве «духовка». Должна была быть. Правда, на изящной афише выставки венецианского стекла наляпан был грубый черный вопль: ЖРАТЬ!

Театры при мне были закрыты – лето. Одна видная актриса говорила мне, что для работы и в театре, и в кино раздолье большое, жаль только, зритель ходит плохо и мало. Был при мне в Москве Международный кинофестиваль – говорят, на него не выкупили даже всех абонементов. Однако в Большой театр по-прежнему попасть было трудно – ну да и в Мавзолей Ленина, хотя и разлюбленного, очереди почти как за гамбургерами в модную забегаловку Макдоналдс на Пушкинской площади. Я же, признаться, слишком глубоко погрузилась в образ жизни среднего, обычного советского обывателя, при котором на «духовку» не оставалось ни сил, ни времени, ни (у меня-то были) денег.

Вот и опять я вернулась к деньгам. К тем «мелочам быта», которые ныне занимали такое грандиозное место в жизни всех моих старых, любимых друзей, обычных, весьма интеллигентных московских жителей, прилично осведомленных, демократично настроенных, страстно желающих добра своему народу, своей стране (что это, где она?) и всем людям. Ох, они жаждали духовности. Но что же поделать, если сил и времени хватало для обсуждения лишь трех тем:

1. Кто что прочел в своей газете – а газет множество, на все вкусы, на все политические взгляды, есть даже чисто мужской журнал «Андрей», чисто женский – «Натали», для любителей животных – «Зов», а уж для любителей православия – несть числа;

2. Сломался кран в кухне (холодильник, ножка от стула, замок в двери, разбилось оконное стекло, засорился туалет, прохудилась последняя пара туфель, не ходит лифт, отвалились перила на лестнице…). Что делать?! Куда кинуться? Никто, ничто, нигде не работает, вызывать напрасно, да и с чем он придет? У него не будет крана (лампочки, замка, стекла, запчастей для холодильника, лифта и т. п.). У простого, неизворотливого человека – что сломалось, останется сломанным. Кто знает – как надолго?

3. Предстоящая зима. Ожидали голода. Запасались всем, чем только могли. Шкафы и кладовки забиты давно исчезнувшими с прилавков крупами, макаронами, банками списанной с армейских складов тушенки. Безвкусными конфетами, засохшим печеньем, солью, сахаром… Впрочем, сахара (только по талонам) нет нигде уже два месяца. Те, кому посчастливилось взять весной «садовый участок» – их раздавали довольно свободно, даже в некоторых парках в черте города, – лихорадочно стряпали собственные консервы, заваливали балконы собственной картошкой.

Ах, но разве только голод! А холод? Что, если прекратится подача электричества, газа, если будут перебои в работе теплоцентрали? Уже в конце августа, после ежегодного месячного ремонта, чуть не у трети Москвы не было горячей воды. Но ведь ни керосиновых, ни дровяных печек, ни керосина, ни дров… Что тогда делать? Что придумать? Ответ надо было, видимо, искать в магазине «Сделай сам», где над прилавком с деревянными топорищами да кусками автопокрышек вилась призывная, с доброй лукавинкой надпись: «Твори, выдумывай, пробуй!»

В центре Москвы, в ее вымершем, заброшенном центре, где переулки были раскопаны и разворочены, где оседали фундаменты, клонились стены, где посреди груд взломанного асфальта таились вонючие открытые канализационные колодцы, я забрела поностальгировать на Сретенку, улицу моей юности. Здесь, среди многих заколоченных магазинов (нет, не могу оставить эту тему), был один открытый. В нем не продавалось ничего. Ничего. Никаких товаров. Ни заграничных сигарет (18–20 руб. пачка), выставленных во всех магазинах, от мясных до парфюмерных, ни пакетиков «рисовой каши с мясом» (2 руб. 70 коп.), ни даже презервативов в кокетливых конфетных обертках. Тут не было ничего, но сидели продавщицы и кассирша и висел исполненный древней вязью плакат: «Здесь вас обслужат быстро и с улыбкой». На мой вопрос, чего они тут сидят, продавщица ответила быстро и без улыбки: «Женщина, не надо из себя умную строить. Что непонятно? Сидим ждем, может, товару подвезут…»