Сближение было длительным, а покорение трудным. Но от этого желание Иасинта только еще больше распалялось. Ему понадобилась бездна терпения и изобретательности, чтобы добиться уважения, доверия и, наконец, дружбы прекрасной вдовы Моррог. Какие он испытывал терзания, какие познал муки сомнения, пытку ожидания. Это продолжалось долгие месяцы. Наконец Алоиза соизволила принять его ухаживания и после бесконечных раздумий все-таки ответила согласием на просьбу стать его женой, просьбу, которую он повторял не один и не десять раз. И тогда он почувствовал себя заново рожденным, забыл про свой возраст, про свою злосчастную неуклюжесть, робость, неловкость, и ему открылась радость жизни, он ощутил вкус к ней. Он настежь распахнул окна старого родового дома навстречу свету, ветру, ароматам земли, отворил дверь счастью.
Но свет в окнах вскоре утратил яркость, а потом и вовсе померк, ветер стал завывающим, ароматы прогоркли, а счастье ушло, точь-в-точь как гость, спешащий покинуть скучную гостиную, куда он забрел по чистому недосмотру. Алоиза не позволила Иасинту слишком долго пребывать в заблуждении и очень быстро лишила его всяких иллюзий. Да, она согласилась стать его женой, сменить свою угрюмую вдовью фамилию Моррог на легкую и приятную — Добинье, перестать носить одежду полутраурного цвета, но в сердце своем такого согласия не дала. Она осталась супругой пропавшего без вести, от фамилии которого отказалась только наполовину, потому что ее продолжал носить Фердинан, а вместо полутраурных цветов облекла свое тело броней холодности. Да, второй муж мог обладать ее телом, но отсутствующим и бесчувственным. Он, безумно желавший сжимать в объятиях нагую Алоизу, обнимал неподвижное, хорошо если не враждебное тело. Нет, она не занималась любовью, она покорно исполняла акт, к которому обязывал ее супружеский долг, причем исполняла его как неприятную повинность. Ни разу не согласилась она предстать пред ним обнаженной и даже лечь нагой в постель. Единственно, она позволяла ему чуть приподнять подол ее ночной рубашки, а ее недвижное, только что не корчившееся от отвращения тело давало ему ясно понять, что она была бы безумно рада, если бы он кончил как можно скорей.
Иасинт обольщался. За полутраурным туманом, окутывавшим прекрасную Серую Сирень, как он называл Алоизу, когда еще не смел признаться ей в любви, крылась женщина, полная отнюдь де пыла и огня, а женщина, которая вся была камень и пепел. Но на самом деле действительность была еще куда более удручающей, еще более унизительной, так как под камнем и пеплом все-таки таилось пламя, но оно горело не для него, второго мужа. Этот огонь был для первого супруга, он пылал для покойника. По прошествии нескольких месяцев Иасинт проник в тайну Алоизы; прекрасная Серая Сирень была и осталась несгибаемой стальной вдовой. И тогда его любовь стала боязливой, познала муки сомнения. Это оказалось куда тяжелей, чем непрекращавшиеся мучения той поры, когда он молча и безответно любил красавицу Серую Сирень, потому что тогда страх не найти взаимности существовал в нем рядом с надеждой. А теперь Иасинт погрузился в уныние. В черное, глухое уныние. Его пожирала ревность, но как бороться с мертвым соперником, к тому же обожествляемым именно потому, что он мертв? Как изгнать этого всемогущего призрака, который тиранически царил в памяти Алоизы и отнимал у него право наслаждаться телом собственной жены?
Он поистине был всемогущ, этот призрак. Он не удовольствовался тем, что обратил тело Алоизы в камень, нет, в конце концов он вообще украл у Иасинта тело жены, заперев его в смежной спальне, порога которой Иасинт не смел переступить. Такова была месть ревнивого призрака после рождения ребенка, которого Алоиза посмела зачать с Иасинтом. Рождение Люси развеяло последние надежды Иасинта на любовь Алоизы. После возвращения из клиники Алоиза уволила его, как увольняют лакея, которого сочли слишком грубым и неуклюжим, и замкнулась в своей роли неистовой весталки.
Власть этого Виктора была прямо-таки безграничной. Ненасытный этот призрак полностью поработил Алоизу. Подобно языческому божеству, он пришел овладеть весталкой, которая бодрствовала в посвященном ему храме. Иасинт знал о противоестественной, отвратительной связи живой женщины с духом умершего. В ту осень, что предшествовала смерти Фердинана, он видел, как Алоиза совершенно не в себе выходила из гостиной, где она запиралась на долгие часы, дабы дежурить около сына. Когда она выходила из гостиной, он замечал, что волосы у нее растрепаны, тело трепещет, а глаза горят, как после любовного акта. Такой он ни разу не видел ее после близости с ним в первые дни их супружества.
Читать дальше