Алексей Егоренков - Земля точка небо

— У вас не конфиденциально? — Дима с треском вошел через целлофановые заросли. — О чем это вы?

— Об огромных туалетах, — устало ответила Лиза.

— А, — он улыбнулся. — У них здесь тоже ничего. Весь из зеркал… я еле дорогу нашел.

— Так, давайте не отвлекаться, — Максим подтолкнул к Диме стопку договоров. — Вот твоя часть, бери и заполняй. М-да . Лиза достала сигарету и огляделась по сторонам. Вот еще одна сторона богатства, о которой не говорят. Откуда ей было знать, что придется заполнять и подписывать столько бумаг. Сплошные договоры, контракты и соглашения. Банковские документы. Акты. Бланки. Декларации. Интеллектуальная собственность. Вскоре она не выдержала, и теперь Дима с Максом расписывались за нее. Лиза стряхнула пепел в единственную кадку с живым растением. «Вот так, цветочек», — подумала она. Привыкай . Добро пожаловать, знаешь ли.

— Простите… Элиза? — прошептали у ее уха. Лиза вздрогнула и чуть не обожглась. Рядом стояла неинтересная девочка в белом халате.

— Как вам не стыдно? — Лиза была возмущена. — Хоть минуту я могу от вас отдохнуть? Девочка побледнела еще больше.

— Простите, но у нас здесь курить нельзя, понимаете?

— Ладно, хорошо, — Лиза хмуро уставилась перед собой, глядя на тлеющую сигарету.

— Пожалуйста, — девушка продолжала топтаться у ее локтя. Она помахала рукой вокруг — Честное слово. Огнеопасное. Нас… нас пожарная оштрафует. Лиза раздавила окурок о край вазона и протянула девушке. Та взяла его двумя пальцами и растворилась в ненатурально шуршащих зарослях.

14 сентября 2005 года

— Итак, первый номер в комнате. Это не он, правильно? Не подсказывайте, я сам угадаю.

— Не он… это другой, сексоголик.

— Сексо-ЧТО? Обычный парень с коллекцией, извините, порнухи, читает слишком много современных авторов — и вы поместили его в отделение?

— Это серьезное заболевание…

— Что? Онанизм? Вы по советской энциклопедии работаете? Или по телевизору слышали?

3 июня 2005 года

Экраны повсюду. Везде сияют эти громадные панели — на стенах, на крышах, посередине дороги на железной ноге. Тени дробятся в их призматических бликах, длинные и прозрачные, как осколки стекла. Я шел из центра, уставший, голодный, по-прежнему без места в изменившейся реальности, и под ногами плясали разноцветные полосы, а по сторонам беззвучно зверствовала реклама. Ноль процентов. Ноль забот. Ноль копеек минута . Счастливо пляшущий мир, обитатели которого даже не притворяются, что существуют на самом деле. До 7-го оставался час пути. А мне нужно было вымотать себя перед сном. Я только вернулся. Мои привычки, обязательства и зависимости облетели с меня в дороге, как листья на осеннем ветру. Я нашел улицу, нашел дом, поднялся на черный ход, пробрался через балкон.

Нашел квартиру. Она была на месте. Тогда я решил отпраздновать. Не скажу, чтобы мне хотелось вернуться к прежней жизни. Мне нужен был только символ. Воспоминание, и ничего кроме. Одна сигарета. Одна бутылка пива. Вывески на Горизонте — сплошь игровые автоматы и салоны мобильной связи. Я с трудом разыскал продуктовый, взял бутылку светлого, зажигалку и глянцевую пачку. Вынул одну сигарету, остальные смял и выбросил. Когда я вернулся на кухню, от предвкушения у меня дрожали руки, и бутылку пришлось установить на полу. Я распахнул окно и шкаф, откопал в сушилке пыльное блюдце. Ни открывалки, ни кружки среди посуды не было. Я открыл пиво вилкой и налил его в обычную чашку. Оно шипело, и воздух наполнился горьким ароматом. Посидев минуты две в тишине, я решился. Опрокинул в себя чашку светлого, прикурил сигарету и торопливо затянулся несколько раз. И не случилось ничего. Как странно я себя чувствовал. Дым не принес ни тепла, ни бодрящей тошноты. А пиво… сначала я решил, что оно испорчено. Дело не в горечи, не в кислом послевкусии — я как будто выпил что-то, для этого совсем не предназначенное. Но я не сдался так запросто. Мне хотелось распробовать и вспомнить, хотя бы на вечер. Я налил еще чашку, выпил, снова затянулся. И опять ничего особенного. Больше, чем ничего. Во мне вдруг обозначилась пустота. Предметы вокруг, мысли, воспоминания, прошлое и настоящее — всё неожиданно потеряло смысл. Только что он был рядом — и вдруг ускользнул, и больше не удавалось вызвать его в себе. И я остался пуст, как деревянный ящик. Я слушал и не мог определить, дышу ли еще, бьется ли у меня сердце. Я искал пульс и не мог нащупать. Терпеть это было невыносимо. Желтизна на дне чашки. След пены на ободке. Гнилая вода. В следующий миг я оказался над унитазом, бросил туда недокуренную сигарету — пс-ст ! — и скорчился в судорогах, но смог выдавить лишь кисло-горькую отрыжку. Тогда я сбежал в комнату и скрылся под одеялом. Время шло, но постель не грела, в ней было так же мертво и пусто, как повсюду в новом мире. Точно не помню, когда я уснул. Наутро мне стало легче. Стараясь не дышать, я выплеснул остаток пива в мойку. Хорошо умылся, заварил лапши и перекусил. Окно стояло нараспашку всю ночь, и квартиру целиком затопил уличный летний воздух. Я сунулся в туалет. Там, в унитазе, еще плавал окурок, а стены отдавали табачным дымом. Я замер, потому что в голове у меня творилось что-то странное. Во мне горело неприятное воспоминание, но его перекрывало другое.