Семинарист Василе Мурэшану поцеловал руки родителям, обнял сестер и прыгнул в телегу, ожидавшую его во дворе. Было это в три часа пополудни в воскресенье, в день святого Фомы. Отец задержал его, попросив помочь с похоронами Глигораша, которые состоялись только сегодня. До этого, к великому негодованию Кивы, приезжали разные комиссии выслушивать свидетелей.
Уезжая в этот час, Василе рассчитывал к восьми вечера добраться до станции. Там ему предстояло дождаться ночного поезда и на следующий день, хотя и с небольшим опозданием, быть в семинарии.
Василе нисколько не сожалел, что отец задержал его. Он был бы рад остаться дома и подольше!
Как только повозка переехала мосток перед воротами и свернула на дорогу, Василе показалось, что все воспоминания об этих кратких каникулах бросились за ним следом.
Сильное впечатление произвела на него проповедь, которую отец сказал на похоронах Глигораша. С глубоким уважением думал он об отце, и ему уже не казалось, что он превзойдет его искусством проповедника. Это была даже не проповедь, а страстное слово боли, жалости, глубокого участия. Отец коснулся всех мирских страстей, особо выделив человеческую алчность, неутолимую жажду золота. «Чего ты достигнешь, безумец, если покоришь весь мир и потеряешь собственную душу?» Отец Мурэшану красочно живописал, насколько пустой и бесплодной становится жизнь человеческая, если наполнена одной лишь алчбой богатства: «Мы должны наполнить свою душу сокровищами нетленными: верой, надеждой и любовью. Любовь пребудет и тогда, когда в глубинах земли исчезнет последняя блестка золота, она осветит, смягчит и согреет самую черную бедность». Взяв Глигораша за пример, священник обратился к рудокопам: «Все вы люди добропорядочные, но сдается мне, в ваших душах слишком много места занимает слово „золото“! Как можно больше золота — вот чего жаждет душа ваша. Но исчезнет золото и душа ваша опустошится. Кто тогда окажется несчастнее вас? Потому что вместе с золотом вы утратите и радость, и желание трудиться, и силу, а может быть, даже и честь».
Семинарист с радостью вспоминал, что эту проповедь слушало почти все село, Иосиф Родян, Гида, домнишоара Эленуца. Василе даже показалось, что отец говорил специально для семейства Родян. Пусть выслушают правду! Пусть хоть кто-то выскажет им эту правду в лицо!
Думая о проповеди, Василе был рад, что не поехал на станцию утром. Ему показалось, что даже Родяна проняла эта проповедь.
Но больше отцовских слов на могиле Глигораша растрогала его встреча с Эленуцей. Она сама подошла к нему, так что проповедь послужила предлогом и для их прощального разговора.
Улыбаясь, семинарист повторил про себя все, о чем они говорили по дороге от кладбища до дома.
Лошади бежали легкой рысью по каменистой дороге. Телега дребезжала. Василе, окруженный теплым светом, сидел полузакрыв глаза и слушал чистый взволнованный голос Эленуцы.
— Когда-нибудь и вы будете произносить такие прекрасные проповеди, домнул Мурэшану?
Слышал он и собственный ответ:
— Вряд ли, домнишоара. Не знаю, многие ли способности родителей передаются по наследству.
— Как бы там ни было, но вам должно быть очень приятно, что ваш отец — священник, весьма отличающийся от других духовных лиц. Вы сегодня уезжаете?
— Да, домнишоара.
— И вы будете столь любезны, что оставите мне ту книгу, которую дали почитать?
— С большим удовольствием, домнишоара.
На этом месте воображение семинариста немного задержалось. Три часа назад, когда девушка произнесла эти слова, лицо ее заметно опечалилось, Василе даже показалось, что в глазах у нее блеснули слезы. Потом она, как бы справившись с собой, продолжала:
— Если бы я знала, что не слишком обеспокою вас, я бы попросила…
— Никогда и ничем вы не можете обеспокоить меня, домнишоара! — восторженно и решительно заявил Василе.
— Ничем? — удивленно произнесла Эленуца, и голос ее прозвучал тепло и ласково.
— Ничем!
— Тогда я попрошу вас время от времени посылать мне что-нибудь почитать.
— Это будет для меня большим счастьем, домнишоара.
На этом месте воспоминания Василе снова замедлили ход. С невыразимым блаженством ощущал он на себе признательный взгляд домнишоары Родян. Девушка смотрела на него с явной симпатией.
— Вам еще два месяца осталось в семинарии, домнул Мурэшану? — спросила Эленуца.
— Да, домнишоара. Я закончу семинарию в конце июня.
Читать дальше