Ион Агырбичану - «Архангелы»

Иосиф Родян лег и сунул голову в шахту, чтобы лучше было слышно, потом вскочил и быстро зашагал назад. Когда он вышел из штольни, его окаменевшее лицо было таким же бледным, как и у рудокопов. Никакого гнева не слышалось в его голосе, когда он заговорил:

— Нужна длинная веревка. На дне шахты человек умирает.

Тут же загалдели сторожа:

— Не может этого быть, господин управляющий. Ни одна душа человеческая с понедельника не была на прииске. Клянемся, что глаз не спускали с входа.

— А я говорю, под землей умирает человек. Тащите веревки, вяжите их в одну. На спине его не вытащить: и шахта слишком узкая, и лестницы хлипкие.

Уверенность, с какой говорил хозяин, сразу оживила рудокопов. Они тут же притащили веревки, связали их. Кое-кто потянулся за Родяном в штольню. Из шахты, сколько они ни прислушивались, не доносилось ни звука.

— Мог и скончаться, пока мы возились, — предположил Иосиф Родян.

— А я говорю, что это нечистая сила. Подала нам знак и скрылась. Сделала, значит, свое дело, — возразил старый рудокоп, гладко выбритый, без бороды и усов.

— Не говори глупости, бадя Петре. Сторожа во всем виноваты. Пусть кто-нибудь спустится по лестнице, обвяжет труп веревкой, а мы поднимем его наверх, — голос Родяна звучал решительно и глухо. — Ну, кто пойдет? — обернулся Родян к рабочим.

Никто не отозвался, потом вперед вышел Лисандру, худущий, кожа да кости, рудокоп, осенил себя крестом и стал спускаться вниз.

В тяжелом молчании все остальные сгрудились над колодцем шахты. Многие крестились. Иосиф Родян вытирал с лица пот. При желтоватом свете сальных свечей бледные рудокопы с поникшими головами казались статуями, застывшими в молчаливой молитве. Вздох облегчения дружно вырвался у всех, когда со дна штольни донесся голос Лисандру:

— Человек! Бросайте веревку!

— Человек! — повторяли рудокопы, и их голоса мешались с эхом в длинном и темном каменном коридоре.

Вскоре мертвое тело подняли из шахты.

— Что, несчастный, насытился золотом? — Иосиф Родян наклонился над трупом. Узнать его было трудно: на лице запеклась кровь, присохла земля. Рудокопы умыли ему лицо.

— Недавно помер. Еще не остыл, — сообщил один из них и тут же воскликнул: — Да это Глигораш!

Все склонились над мертвым и единодушно признали в нем Глигороша.

— Да, это Глигораш, — невесело проговорил Родян. — Страже «Архангелов» быть за него в ответе.

Восемь парней принялись клясться и матерью, и отцом, что ни одна человеческая душа не проникала в штольню.

Родян знал, насколько преданы ему эти люди, и задумался. Потом послал рудокопов нарубить лапника и сделать носилки, чтобы доставить мертвого в село. Распорядился, чтобы остальные приступили к работе, разделившись, как обычно, на две партии: одни в штольню, откуда шла выработка, другие — в забой, прокладывать дальше ход, который в прошлом году наткнулся на богатую жилу. Сам Родян с двумя сторожами пошел осматривать местность вокруг прииска. Одна мысль, как гвоздь, сидела у него в голове, и он никак не мог от нее избавиться. Ему было известно, что существует ход, пробитый в давние времена, и соединяется он со штольней теперешних «Архангелов», но ход этот вел с восточного склона горы и давно уже был погребен под осыпью камней и земли. Даже самые старые рудокопы, работавшие на прииске, не помнили, когда входили в эту старую штольню.

Теперешний вход в главную штольню «Архангелов» находился у западного подножия похожей на перевернутый вверх дном котел горы Корэбьоары, в маленьком ущелье, которое вилось между этой горой и горой Палтинул. Обе горы были покрыты старыми еловыми лесами, поднимавшими высоко в небо свои острые вершины. До «Архангелов» можно было добраться из Вэлень двумя тропами и узкой дорогой вдоль взбаламученной речки, приводившей в движение почти все толчеи в селе. В эту речку сбегали и серебристые прозрачные ключи, и ручей, начинавшийся выше прииска «Архангелов». Ручей промыл достаточно широкий распадок, так что, если случалось встретиться двум повозкам, они могли разминуться. Вот и ехали повозки к «Архангелам» вдоль этого ручья лощиной, заваленной камнями, волы еле-еле продвигались, телеги тряслись и скрипели. Одного летнего паводка хватало, чтобы загромоздить лощину обломками скал и белыми круглыми камнями. Пешком по опушке подниматься было куда приятнее: и камни легче было обходить, и густая тень в разгар жаркого лета опускалась плотной прохладной мантией. Перед глазами высилась гора Корэбьоара. То и дело попадались кучи серого, раздробленного кувалдами камня, дожидавшегося, когда его свезут к толчее. Пять новых сараев из крепких еловых бревен возвышались между серых каменных куч. Самый просторный, с большой комнатой и нарами для отдыха рудокопов, стоял у самого входа в штольню.