Ион Агырбичану - «Архангелы»

Сразу же после литургии между отцом и сыном вспыхнула жаркая перепалка. Раздражение священника было скорее напускным, в душе он был доволен и талантом сына, и вдохновением, с каким тот читал проповедь.

— Ты нехорошо поступил, прервав меня, — чуть ли не с возмущением упрекал отца семинарист.

— Я поступил правильно. Ты и так говорил слишком долго.

— Это по-твоему. Долго для старозаветных священников, которые читают проповеди три раза в год, да и то по пять минут.

— Длинную проповедь никогда не слушают внимательно до конца, юноша!

— Мне не показалось, что я так уж надоел людям, — иронически заметил Василе.

— Не могут же они повернуться к тебе спиной, когда ты обращаешься к ним, да еще впервые. На это у них хватает вежливости. Но уверяю тебя, что священник, который читает столь долгое поучение…

— Поучение! — возмущенно фыркнул юноша.

— Назови его речью или проповедью, как тебе заблагорассудится, но запомни: если будешь говорить долго, не к людям будешь обращаться, а к стенам.

— Ты так думаешь, потому что никогда не пробовал…

— Да, никогда не пробовал! — резко прервал его отец.

— Когда ты учился в семинарии, проповеди в церкви не придавали такого значения.

— Согласен, учили нас больше практически, — улыбнулся отец, — и прививали такие навыки, которые могли сразу же дать практический результат.

— А проповеди не дают практических результатов? — удивился Василе.

— Нет! — коротко ответил отец.

— Проповеди?

— Не дают. Знаю по собственному опыту, — твердо сказал священник.

— Первый раз в жизни такое слышу! — возмутился семинарист.

— Потому что наставники, воспитывающие вас, учат по книгам, а не по жизни, — холодно произнес отец Мурэшану.

— Ты их не знаешь! — возразил Василе.

— Знаю! Многие из них холодной водой допьяна напоить хотят!

— Отец! — воскликнул оскорбленный семинарист.

— Что? Если хочешь, я все тебе объясню. Вот вы учите: вступление, развитие, заключение — главные части проповеди. Вступление как исходный момент словопрения суть часть…

— Отец! — умоляюще повторил Василе.

— Ну хорошо, — переменил тон священник. — А ты знаешь, что направляет людей и делает христиан воистину добрыми христианами. Совсем не проповеди, не поучения и не советы. Все это если и доходит до сознания, то редко, очень редко.

— Так что же их направляет? — иронически спросил семинарист.

— Мог бы и другим тоном спросить, — заметил священник, — ибо ответ, который ты получишь, достоин того. Одними словами ничего не сделаешь. Но есть и у нас действенное средство, и даже два, с помощью которых мы готовим почву для божьего дела. Вот и скажи мне, что это за средства?

Семинарист молчал, и не потому, что не мог перечислить те средства, с помощью которых священник ищет путь к человеческому сердцу, а из боязни, что отец признает их непригодными. В эту минуту Василе явственно ощущал превосходство отца.

— Молитва и добрый пример, юноша. Запомни мои слова. Ты и сам убедишься в их справедливости. И проповедь хороша, если в ней есть смысл, если она кратка и понятна. Вдобавок нужно выбрать для нее подходящее время. Сегодня, к примеру, ни к чему длинная проповедь. Посмотри сам!

Они уже спускались с паперти на церковный двор. Оба невольно поглядели влево: на лугу, у подножья горы Негруцы, разворачивалось пасхальное гулянье.

— Все село! — с удивлением воскликнул Василе.

— Теперь до самого воскресения Фомы можно запирать церковь, — отозвался отец. Оба не спеша двинулись к дому, время от времени оборачиваясь назад. На лугу музыканты играли зажигательную «царину».

Черные еловые леса, покрывавшие крутые склоны Негруцы, можно сказать, нависали прямо над селом. У самого подножия горы бурлил белесый поток, приводивший в движение множество камнедробилок. Четыре дома были поставлены так близко к горе, что ели, вздымавшиеся выше по склону, отбрасывали тень прямо во двор. За этими четырьмя сложенными из толстых бревен строениями под дранковыми крышами, потемневшими от дождей и от времени, начинался прямоугольный луг, простиравшийся вплоть до улицы, которая вела к церкви. В верхнем, восточном, углу этого луга высился самый знаменитый в Вэлень трактир и лавка, хозяину которых принадлежал и этот прекрасный луг. Начиная со святого и великого понедельника трактирщик принялся забивать колья и приколачивать поверх них белые еловые доски. Так на лугу возник огромный круг, обозначенный столами и скамейками. Для именитых людей, сельской интеллигенции, одним словом, господ, из трактира вынесли столики и стулья и поставили их так, чтобы было удобно смотреть на гулянье, танцы и хороводы, которые стремительно кружились посреди луга. Уже в субботу после обеда можно было полюбоваться белыми скамьями, сиявшими на солнце, и столиками, покрытыми навощенным полотном, которые блестели, как зеркало, — теперь же все загородила толпа.