Ион Агырбичану - «Архангелы»

Возвращая открытки, Василе спросил сестер изменившимся голосом:

— А вы что скажете об этой девушке?

— Мы?

— Да.

— А у тебя что, есть особое мнение об Эленуце? — засмеялась старшая сестра Анастасия.

— Возможно, — улыбнулся Василе.

Младшая сестра, Мариоара, приставив большие пальцы рук к ушам и медленно помахивая ладонями, забубнила:

— Осел, осел, осел!

Семинарист вспыхнул, растерялся и тут же рассердился:

— Серьезному человеку нельзя с вами разговаривать. Особенно с тобой, Мариоара.

— А разве речь идет о чем-нибудь серьезном, братец? — спросила Мариоара, вплотную придвигаясь к Василе и лукаво поглядывая на него.

— Ты просто невыносима! — отстранил ее брат.

— Возможно. Но ты напрасно думаешь об Эленуце.

Мариоара, раскачиваясь, прошлась по комнате и неожиданно пропела:

— Говорят, на этих днях, на пасху, состоится ее помолвка с одним адвокатом, — пояснила Анастасия. Но, желая утешить брата, тут же добавила — Это еще не наверняка, ведь даже имени его никто не знает.

— По мне, пусть себе выходит за кого хочет, — проговорил Василе, темнея лицом.

Он встал, взял свою шляпу и вышел. С той минуты он ни с кем не заговаривал о домнишоаре Родян, но втайне ожидал ее приезда. Возможно, поэтому ему и не сиделось на месте, и он блуждал по селу как неприкаянный.

Однако дома Василе выглядел, как всегда, спокойным и рассказывал всякие смешные случаи из семинарской жизни. Отец Мурэшану был чрезвычайно весел. Прихожане почти все уже исповедались, и кое-кто из них почествовал священника золотой монетой в десять крон. А богатый крестьянин Василе Корнян положил на тарелку целых двадцать. Даже самая бедная женщина не оставила после исповеди меньше кроны. Так что денежки собрались немалые, и была еще надежда на праздники, на причастие. Вот священник и был в наилучшем расположении духа. Василе давно не помнил его таким веселым. Сколь ни презирали бы мы деньги в возвышенные часы нашей жизни, когда душа у нас парит в заоблачных высях, но лишь этот презренный металл дает нам уверенность в сегодняшнем и завтрашнем дне. Отец Мурэшану не был жаден до богатства, но с приближением праздников и у него хватало расходов на платья и шляпки для дочерей и попадьи. Девицы были уже взрослые, и вполне могло случиться, что в дверь постучится гость с самыми серьезными намерениями. Так что перед праздниками священник оставался почти без гроша. Зато теперь он вновь обрел уверенность, был весел, и это веселье добросердечного человека действовало заразительно на окружающих.

— Ничего не могу сказать в осуждение отважных золотоискателей, кроме одного: уж очень они расточительны, — заговорил как-то вечером отец Мурэшану. — Люди они мирные, уважительные. Добропорядочные люди, но слишком уж сорят золотом. Мне иной раз кажется, что и двух рук им маловато.

— Не будь у них этой слабости, не собрать бы тебе столько денег, — улыбнулась попадья.

— Даешь попу-даешь церкви! — засмеялся отец Мурэшану. — От этого не разоришься. Пасха-один раз в году! Роскошь, которая стала повседневностью, и в особенности шумные застолья — вот что заставляет задуматься. А что вытворяют золотоискатели с прииска «Архангелы» — просто невообразимо.

Никогда это название не казалось Василе столь ненавистным, как теперь, когда произнес его отец. Название это он вдруг ощутил как имя врага, как живое существо, к которому воспылал тяжкой ненавистью.

— Большое богатство делает людей подлыми, отец, — произнес он глубоким, чуть дрогнувшим голосом. — Этот прииск — проклятие для села.

— О! Ты слишком торопишься судить, юноша! — отозвался отец. — Слишком торопишься!

— Никуда я не тороплюсь. Эти люди поклоняются идолам, становятся лживыми, подлыми, стоит только им завладеть богатством.

— Не все, не все, юноша! — поторопился перебить Василе отец. — Кому суждено пасть — падет. Но не все! Есть весьма честные люди и среди имущих.

Василе не ответил. Резкая складка появилась у него между бровей. Он встал из-за стола и вышел во двор. «Все, все становятся подлыми!»-твердил он чуть ли не вслух. В тот вечер поколебалась надежда на исполнение его чаяний. Услышав название «Архангелы», он тут же вспомнил о помолвке Эленуцы. «А что, если и она алчет суетных благ, как и ее сестры?» — молнией промелькнул вопрос. «Несомненно, так оно и есть!» — столь же молниеносно прозвучал ответ.