— Иосиф, Иосиф! — запричитала жена. — Не богохульствуй! Будь ты хоть горой, через миг ничего не останется! Иосиф, Иосиф!
Марина разразилась безудержными рыданиями.
Как часто гнев людей, которых почитают за могучих великанов, а они на деле похожи скорее на бессильных карликов, обрушивается на тех, кто первым попадается им под руку. Хотя управляющий «Архангелов» прекрасно знал, что Марина никак не повинна в том унизительном положении, которое ему надлежало перетерпеть, однако и гнев, и возмущение он обрушил на эту слабую, бледную и больную женщину, которая за последние несколько недель так похудела, что и тени почти уже не отбрасывала на землю.
Сейчас она была ему главным врагом, и он ненавидел ее всеми фибрами своей грубой души. Схватив жену за плечи, он принялся трясти ее. Голова бедной женщины моталась из стороны в сторону. Разъяренный кот играл с несчастной слабой мышкой. Родян словно душу хотел из жены вытрясти.
— Кто меня уничтожит? Кто? — приговаривал он. — Господь бог? Пусть уничтожит, если может! Пусть поднимет людей, если властен! Где он, твой господь бог? Где? Если знаешь, скажи. Я спрошу, глядя ему в глаза: что это все за безобразие? Как можно, чтобы я, управляющий «Архангелов», и не мог… А? Это его забота? Не пяль на меня глаза! Если знаешь, где он, скажи!
Марина, почувствовав железную хватку мужа, замолчала и, одеревенев от страха, только старалась удержаться на ногах.
Великан рычал, что померяется силами с господом, но мужества выйти к рабочим ему не хватало, и он терзал жену — перепуганную до полусмерти, замученную слабую женщину. Увидь он сейчас перед собой, нет, не господа бога, а просто незнакомца, услышь неведомое дуновение, он бы сошел от страха с ума.
Как низок оказался этот могучий великан в миг бессилия! Будь он слаб, худосочен и подними он вдруг руку на изможденную женщину — отвратительный его поступок был бы подлостью. Но когда богатырь Иосиф Родян поднял руку на свою больную жену… В какой-то миг он и сам почувствовал, что обезумел, оттолкнул Марину и прохрипел:
— Пошла вон отсюда! Быстро!
Марина не заставила себя ждать — едва держась на ногах, она доковыляла до двери и исчезла.
Но Иосиф Родян и теперь не решился выйти во двор и поговорить с рабочими. Трусливо и малодушно он твердил себе: «Сами разойдутся, когда увидят, что я не выхожу». Грохнувшись всей тяжестью на диван, управляющий застыл в тупом оцепенении.
Когда доамна Марина доковыляла наконец до крыльца, рабочих во дворе не было.
Эленуца уже три раза прочитала письмо от Василе, которое принесли после полудня, когда вдруг услышала, как ссорятся между собой родители. Семинарист писал ей, что долгое ожидание, на которое они обречены, не представляется ему благотворным, и они должны сделать решительный шаг именно сейчас, когда в епархии освободились два самых лучших прихода. Писал он и о том, что не понимает, почему она не считает возможным его появление в Вэлень на рождественские каникулы, и даже намекал, что опасается, как бы сердце Эленуцы не оказалось занятым кем-то другим.
Она кончала читать письмо, когда голос отца сделался нестерпимо громким. Быстро спрятав свою драгоценность, Эленуца вышла в коридор, желая разобраться, что же происходит, и сразу же по грубым словам отца поняла, о чем речь. Сбежав вниз по лестнице, она увидела стоявших во дворе рабочих и поняла, как ей надо поступить.
Человек сорок рудокопов, возчиков, работников при толчеях упорно ждали во дворе. Эленуца стремительно вошла в толпу, которая расступилась, думая, что хозяйская дочка куда-то торопится, но Эленуца остановилась и спросила:
— Отца дожидаетесь?
— Дожидаемся, — откликнулось несколько нетерпеливых голосов.
— Не ждите понапрасну. Сегодня он платить не будет. На будущей неделе получите все сполна.
Толпа недоуменно и удивленно зашумела. Переглядываясь, люди медленно потянулись к воротам.
Эленуца весело вернулась к себе, достала письмо Василе и принялась его перечитывать.
Давно уже не получала она таких писем. В каждой строке его дышала любовь и боязнь потерять Эленуцу, которая хоть и была уверена в чувствах Василе, однако нуждалась иной раз в откровенном и явственном их выражении, что семинарист позволял себе не так часто.
Эленуца до сих пор не написала Василе о том, что произошло на прииске. Как видно, и родители не известили сына о последних событиях, потому что в письме не было ни малейшего намека на то, что переживали «Архангелы».
Читать дальше