« Вэлень, 25 сентября .
Дорогой Василе!
Только вчера отпраздновали свадьбы Эуджении и Октавии. Собирались праздновать на рождество богородицы, но пришлось отложить, потому что поставщики задержались с мебелью, а мои сестрицы желали сразу же после венчания поселиться каждая у себя. У меня пока голова идет кругом. Описать невозможно, что творилось у нас в последние дни, а после вчерашнего, думается, я и вовсе не опомнюсь: столько народу, еды, вина, столько музыки, столько танцев!
Все дар речи потеряли, когда поняли, для кого отец построил эти и впрямь роскошные дома! Многие позавидовали и будут еще завидовать моим зятьям! Представь себе — две адвокатские конторы на первых этажах и жилые апартаменты на вторых. И отделано все с роскошью, какую редко увидишь. Отец, я думаю, целое состояние потратил только на одну отделку.
Ты и вообразить не можешь, сколько было попыток и меня „подцепить“. На свадьбе не было ни одного молодого человека, который не хотел бы немедленно просить моей руки. Комплименты так и сыпались на меня. Но у меня не было времени ни сердиться, ни смеяться, столько у нас с мамой было забот и хлопот.
Слава богу, миновало и это! Мама довольна даже больше, чем я. Кажется, она очень торопила отца с этими свадьбами. Не знаю, то ли ей надоели бесконечные хлопоты и захотелось перевести дух, то ли она хотела лишить отца предлога для частых поездок в город. Словом, теперь мама выглядит на десять лет моложе. Бедняжка! Судя по всему, хватила она горя со своими детьми, хоть и прожила всю жизнь в достатке.
Итак, ты снова в Гурень! Смотри не играй больше в пьесах вместе с домнишоарой Лаурой и не наклоняйся, чтобы ее поцеловать, а то я немедленно приглашу на сцену домнула Пауля Марино! Ты хочешь знать, был ли он у нас в гостях? Не был! Он живет уединенно и интересуется только мной. Я не шучу, действительно интересуется!
Вчера меня смертельно расстроила телеграмма от Гицы — он сообщил, что не может приехать: его срочно вызвали на железную дорогу, где вода размыла полотно. Как я была бы рада увидеть его! Мне бы тогда казалось, что со мною рядом частичка тебя!
Ты спрашиваешь, есть ли еще золото в Вэлень? Отвечаю: пока все идет по-прежнему и попойкам нет конца. Правда, две-три небольших выработки заброшено, зато другие продолжают работать вовсю. Старик Унгурян растолстел и обрюзг еще больше. Сенсацией для Вэлень стал студент Прункул: он живет теперь в селе и никуда не уезжает. Как видно, его карьера кончилась! Отец не желает больше давать денег на ученье. Теперь молодой человек утешается тем, что пьет с утра до вечера. Ему очень льстит, если рудокопы называют его „домнул адвокат“. Младший Унгурян две недели, как уехал в столицу. Несчастный отец все еще надеется сделать из него юриста. Гица меня уверяет, что к лету все препятствия будут устранены. Можно ли надеяться? Я не знаю, как это произойдет, знаю только, что с некоторых пор он состоит в деятельной переписке с отцом.
Эленуца ».
Ноябрь подходил уже к концу. Как-то после обеда коляска управляющего «Архангелов» выехала со двора, прогремела через мостик за воротами, и кони, разбрызгивая слякоть, понесли ее размашистой рысью по дороге, печально поблескивающей под скудным холодным солнцем. Два дня до этого шел дождь, с утра и до обеда валил мокрый снег. Теперь он таял по обочинам, запятнанный грязью, летевшей из-под копыт и колес. Вверху, на безлесных проплешинах, зимний покров сиял непорочной белизной. Но по горам вокруг Вэлень луговин было мало, склоны поросли еловым лесом, и снег, лежащий на хвое, казался издали густым туманом, из которого порой торчат колючие еловые лапы. К полудню проглянуло солнце, но его бледные, слабые лучи едва просачивались сквозь дымку, повисшую в воздухе. Воздух был влажен и холоден. Холод этот, казалось, пропитывал одежду, льнул к телу, пронизывал до костей.
На Иосифе Родяне была доха до того огромная, что слуги вдвоем раздевали и одевали управляющего. Казалось, это неопределенное время — не осень и не зима — оказывает на Родяна самое решающее воздействие. Все заднее сиденье коляски занимала его спина, облеченная в доху с широким круглым воротником серого меха. Управляющий то и дело ерзал, словно никак не мог удобно усесться, фыркал, раздувал широкие ноздри и недовольно поглядывал по сторонам. За год он сильно похудел, лицо осунулось, щеки опали, и под подбородком кожа свисала сморщенным мешочком. Вокруг глаз темнели глубокие круги, но сами глаза не потонули в них, а еще больше выпучились. Совсем недоброжелательно смотрели на мир эти немигающие жабьи глаза.
Читать дальше