Кто теперь утешит меня? Я — одна. Всегда и всюду наедине с собой… И меня одолевают сомнения… Нет, дорогой Василе, жить куда легче, когда с тобой рядом искренне расположенный к тебе человек. Я уверена, что ты заменишь мне Гицу, да и он тоже не лишит меня своей поддержки. Но рядом со мною нет теперь никого-никого!
Ты не оставишь меня, мой дорогой. Теперь ты уже никогда меня не покинешь. Сердце мое замкнуло тебя в себе навек, на все мгновенья нерадостной бесконечности! Я буду непрестанно думать о тебе, буду вспоминать все, о чем мы говорили, все, что ты мне сказал! Я буду закрывать глаза и видеть твою улыбку, глаза мои погрузятся в твои глаза. Я буду перечитывать твои письма, чтобы чувствовать, что ты рядом!..
Вот я закрыла на минуточку глаза и увидела тебя! Да, я увидела тебя со мной рядом, сердце мое забилось и никак не может успокоиться. Оно уже не печалится! Я не страдаю уже и не вижу никакого зла! Господи, как хорошо иметь близкого человека и думать о нем с любовью!
В одном из писем ты спрашивал, не может ли случиться так, что, сломленная настоянием родителей, я, разрыдавшись, подчинюсь их воле. Надеюсь, что на этот вопрос я уже ответила. В другом письме ты спрашивал, не позабуду ли я тебя, повстречав человека более красивого, образованного и… богатого! Такое, мне кажется, можно спрашивать только в шутку, но и шутка эта мне оскорбительна. Со мною, любимый, не стоит так шутить. Таких шуток я не понимаю! Ведь и ты мог бы встревожить меня постоянными упоминаниями о домнишоаре Лауре, но нет, я нисколько в тебе не сомневаюсь. Моя вера в тебя столь велика, что порою она кажется мне стрелой, вонзенной в мое сердце: мне больно от нее, но выдернуть ее нельзя! То, что я тебе написала, — правда: если бы я не верила в тебя, я не верила бы ни во что. Надеюсь, что и я достойна той же веры. Хоть ты ценишь меня больше, чем я стою, я счастлива, ибо живу теперь только светом и теплом твоих писем. Беспокоит меня, что сестры следят за нашей перепиской. Однако пока они еще ничего не знают, хотя очень хотели бы знать, что ты пишешь мне и что я тебе отвечаю. Через четыре дня получу от тебя ответ. А пока — до свидания.
Эленуца ».
« Гурень, январь .
Милая Эленуца!
Я очень рад, что наконец-то и ты решилась вкусить от радостей земных, а вернее, зимних. Ты пишешь, что катаешься на коньках и твоими санками по белоснежным дорогам проложены извилистые колеи. Ты так описываешь зимние прелести Вэлень, что я всерьез чувствую себя несчастным оттого, что не могу увидеть „огромные могилы великанов под покровами чистейшей невинности“, а главное, увидеть тебя, — как ты мчишься в санках под нежное позвякиванье бубенцов. Я даже вообразить себе не могу, что подходило бы тебе лучше маленького возка, который мчат, как крылья, две белоснежных лошадки. Так радуйся всему, что с радушием предлагает тебе зима, нарядившаяся в такую толстую шубу, что мороза почти и не чувствует.
Ты пишешь, что сестры уехали к доктору Врачиу и ты наконец-то осталась одна в доме. Я же, напротив, завел новые знакомства. Представь себе, что пьесу, о которой я тебе писал, мы сыграли на крещение и имели успех. Я не хвастаюсь, нас хвалили незнакомые люди, которые приехали из соседних деревень, смотрели на нас и поздравляли! Надеюсь, ты не упрекнешь меня в нескромности, если я скажу, что успешно справился со своей ролью, хотя, уверяю тебя, она была вовсе не так проста. Все вертелось вокруг меня, мужика-забулдыги, в том числе и Лаура, которой выпало на долю изображать мою жену. Был я в кожухе, с большими усами из кудели и сосал без конца то трубку, то бутылку. Ты бы видела, как вытянулись физиономии достойных прихожан, которые столько раз слышали, как я пою в церкви! Поначалу они вознегодовали, но, сообразив, что это всего лишь шутка, принялись так хохотать, что задрожали стекла.
А мы на сцене молча размахивали руками, потому как все равно ни слова не было слышно.
Один старичок, заметив, что я принимаюсь за пятую бутылку ракии, крикнул что было силы:
— Смех смехом, но больше не пей, а то ракия внутри вспыхнет!
А пожилая женщина в полушубке, раскрасневшись, видно, от жары и от удовольствия, выкрикнула, когда я наклонился, чтобы поцеловать Лауру:
— Ох и дает, поп сатанинский!
Как видишь, успех был полный. Крестьяне, правда, когда я появился в своей обычной одежде, поглядывали на меня косо, зато люди образованные, съехавшиеся в Гурень, не скупились на похвалы:
— Вот где таятся истинные таланты!
Читать дальше