Ширли Джексон - Лотерея

По спине миссис Харт пробежал холодок: оказывается, приветливые соседи все это время вели слежку за ней и за Биллом.

— Я считаю неправильным обсуждать других за глаза, — сказала она с обидой, — и тем более нельзя говорить о них то, что вы не знаете наверняка.

Миссис Андерсон вновь хохотнула, перемещаясь к чулану со швабрами и ведрами.

— Вы не хотите знать ничего, что может вас огорчить, — сказала она. — Мне делать уборку в гостиной прямо сейчас? Не помешало бы проветрить коврики… Это все он . — Кивок на заднюю дверь. — Это он меня нынче расстроил.

— Очень сочувствую, — сказала миссис Харт. — Это просто безобразие.

— Миссис Мартин спросила меня: «А почему бы вам не переселиться в этот дом?» — Миссис Андерсон что-то яростно искала в чулане, и голос ее звучал глухо, как из могилы. — Миссис Мартин сказала, что молодой женщине вроде вас, только начинающей жить, нужен рядом кто-то умудренный опытом.

Миссис Харт взглянула на свои пальцы, нервно теребящие чашку с недопитым чаем. «Теперь уже поздно уходить от разговора, — подумала она. — Но я всегда могу сослаться на Билла: мол, он решительно против».

— Пару дней назад я видела миссис Мартин на улице, — сказала она. — На ней было очень симпатичное синее пальто. — Она провела ладонью по своему туго натянутому халату. — Прямо не дождусь, когда снова смогу влезть в модное платье.

— Он кричал: «Проваливай ко всем чертям!» — Миссис Андерсон попятилась из чулана, сжимая тряпку в одной руке и совок для мусора в другой. — Налакался и орал так, что слышали все соседи. «Проваливай ко всем чертям!» Наверно, даже у вас было слышно.

— Уверена, он просто погорячился, — сказала миссис Харт, стараясь интонацией дать понять, что на этом разговор окончен.

— Вы бы такого не вынесли, это уж точно. — Миссис Андерсон оставила совок и тряпку на полу, подошла и села за стол напротив миссис Харт. — Миссис Мартин считает, что я могла бы поселиться в дальней комнате, которая у вас пустует. И всю готовку взяла бы на себя.

— Все это звучит заманчиво, однако я планировала устроить там детскую, — сказала миссис Харт.

— А мы поселим ребенка в вашей комнате. — Миссис Андерсон рассмеялась и похлопала ее по руке. — Не беспокойтесь, я не буду путаться у вас под ногами. А если вы захотите поместить малыша в комнату вместе со мной, я буду вставать по ночам, кормить его, менять пеленки. Уж я-то позабочусь о нем как следует.

Миссис Харт лучезарно улыбнулась.

— Мне нравится эта идея, — сказала она. — Но это, увы, невозможно. Билл ни за что не согласится.

— Ясное дело, не согласится, — сказала миссис Андерсон. — Мужчины никогда не соглашаются, верно? Я так и сказала давеча миссис Мартин. «Она милейшая женщина, лучше не бывает, — это я про вас, — да только муж ни за что не позволит какой-то поломойке жить у них в доме».

— Как можно, миссис Андерсон, говорить о себе такие вещи! — изобразила возмущение миссис Харт.

— Вот потому-то вам и нужна рядом женщина, которая больше пожила и больше повидала на этом свете, — сказала миссис Андерсон. — И она, поверьте, лучше знает, что к чему.

Миссис Харт, впиваясь пальцами в чашку, разом представила себе, как миссис Мартин доверительно наклоняется к ней через прилавок и говорит: «Вам крупно повезло с новой квартиранткой, миссис Харт. Уж кто-кто, а миссис Андерсон сумеет о вас позаботиться». Представила себе соседей, бдительно следящих за тем, как она идет к автобусной остановке встречать Билла с работы. Представила своих нью-йоркских подруг, сгорающих от зависти при чтении ее письма («Это воистину золотая женщина : она согласилась жить у нас и выполнять всю работу по дому»). Подняв глаза, она заметила довольную улыбку на лице миссис Андерсон и вдруг с невыносимой отчетливостью поняла, что все уже решено.

Автобус ждал, вхолостую пыхтя на площадке маленькой автостанции; его серебристо-голубая туша поблескивала в лунном свете. Лишь немногие здесь были заинтересованы в нем, а случайных прохожих не было вовсе: последний сеанс в единственном кинотеатре городка закончился час назад, и местные киноманы, угостившись мороженым в кафетерии при аптеке, давно разбрелись по домам, а вскоре закрылась и сама аптека, погасив вывеску над дверью и слившись с рядами других темных зданий на полуночной улице. Теперь, помимо уличных фонарей, светились только окна закусочной напротив станции да настольная лампа в билетной кассе, где кассирша уже надела пальто и шляпку, дожидаясь отбытия нью-йоркского рейса, чтобы самой отправиться на боковую.