— Да, да, — простодушно подхватил Шабеко. — Миллионы в золоте и серебре. У вашего превосходительства простой способ сделать деньги. И большие! Когда угодно! Я должен сообщить: пора пускать пробный шар. В качестве подготовки к основной и широкой, так сказать, операции, как любят говорить господа военные.
— Тайной, разумеется?
— Я сомневаюсь, что тайное не станет здесь явным. К этому нам надо быть готовыми.
— Вы говорите от кого? Кому это — «нам»? — Врангель не старался скрыть неприязни: его все же выводил из себя бриллиантовый перстень, поминутно вспыхивающий холодными белым и голубым огнями. «Вероятно, чей-то фамильный, — мелькнула мысль. — Купленный этим жуликом на константинопольском рынке».
Шабеко проследил за его взглядом и ответил спокойно:
— Идея согласована, весьма предварительно разумеется, с его сиятельством князем Долгоруковым, бароном Тизенгаузеном, господами Гензелем и Шелестом — с начала этого года заведующим банковским и казначейским отделом казны.
— Так давайте же к делу, господин Шабеко! — любопытство захлестнуло его: «фендрик», слава богу, пришел с идеей, а не с пустыми руками. — Я надеюсь понять суть. Школа отца, знаете ли, не проходит даром.
— Как же, как же! — преувеличенно громко восхитился адвокат. — Барон Николай Егорович Врангель был в свое время одним из самых деловых и предприимчивых людей промышленного Петрограда.
Слова «предприимчивый» и «в свое время» («Теперь-то твое время, явно твое») резанули Врангеля. Радостное любопытство исчезло. Экий пренеприятный тип!
— Говорите, я слушаю, — безразличным тоном сказал Врангель, показывая, что задумался над чем-то более важным и срочным.
— Прошу вас, — Шабеко показал, что его обмануть нельзя. — Буду предельно краток — как вам угодно. Из Каттаро, где хранится казна, была послана в ряд европейских газет информация о начале возобновления деятельности ссудной казны. О возвращении закладов, при условии сохранения квитанций и уплаты соответствующего процента. Время показало, что вкладчики почему-то не торопятся. Возможно, они потеряли квитанции. — Шабеко удовлетворенно потер рука об руку и тут же вновь стал серьезным. — Итак, видимость законности соблюдена: публика оповещена, заклады просрочены. Остается доказать, что мы готовы к продаже... первой партии, скажем, серебро в монетах — легально.
— Что значит легально?
— Финансовое управление сербского правительства по своим, не знаю уж когда и кем придуманным, законам имеет право продавать драгоценности в подобных количествах только через рынок — через публичные торги. Это нам не подходит. Привлечет внимание широких общественных слоев в разных странах. В том числе и в Советской России, конечно.
— Tausend Teufel! — выругался Врангель. — Но вы же придумали что-то, ведь придумали? Я вижу!
— Надо доказать властям, что это серебро находится в Королевстве сербов, хорватов и словенцев транзитом. Тогда оно может уплыть в любом направлении.
— Недурно, милейший! Весьма! Одобряю. Умно!
— Впрочем, надо, еще найти покупателя, ваше превосходительство. И конечно, посредника. Скажем, белградский банк «Руссо-Серб». Ему придется отчислить процентов десять куртажных, думаю.
— Десять? — вскинулся Врангель, понимая, что его уже начинают обманывать. — Почему десять? Не восемь, не двенадцать?
— Я называю минимальный процент.
— Так стоит ли вообще ваше дело игры?
— Надеюсь, — сухо сказал Шабско: теперь-то он чувствовал себя уверенно и показывал это Врангелю — открыто. — Семьдесят ящиков по пятнадцать пудов серебра дадут нам тридцать миллионов динаров. Это три миллиона франков. — Шабско не смог отказать себе в удовольствии насладиться быстрым изменением выражения лица командующего — от деланного безразличия до нескрываемой радости. И поспешил добавить: — Позволю себе, — произнес он твердо, — ввести ваше превосходительство в курс дела, осветив и негативные обстоятельства, могущие появиться в ходе операции.
— Говорите, — приказал, напружинившись, Врангель. И снова заходил, стараясь скрыть нервозность: «фонарик», несомненно тонкий психолог, умело играл на чувствах командующего, вызывая поочередно то радость, то разочарование. Все не так просто. Теперь, направляемый Кривошеиным, этот ловкий делец мог втянуть русский штаб в любую авантюру и опорочить его перед всем миром. — Прошу вас быть откровенным. Предельно, — сказал Врангель, и это прозвучало почти просительно.
Читать дальше