Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Соль чужбины. Книга третья

— Ага, — сказал он, не вынимая трубки изо рта. — Можете получить, — улыбнулся Ксении, а сказал Анохину: — Прошу, Лева, не забудьте: к шести, к шести. Не забудьте! — и исчез в каком-то закоулке, оставив за собой табачное облако. Похоже, махорочное.

— А это красивая женщина — кто? — не удержалась от вопроса Ксения. — Из газеты? — повторила она потому, что счастливый Анохин думал о другом и ничего не слышал.

— Посидите, пожалуйста, еще секунду у Грибовского, Ксения Николаевна. Он ведь не очень досаждал вам? Я богатею на глазах.

— Я готова, но ... вы меня абсолютно закружили. Мне не найти здесь ни Грибовского, ни выхода, ни входа.

— Да?! О!.. Бога ради! Я забылся и затаскал вас! Простите!

— И перестаньте извиняться каждую минуту. Я сама напросилась. Но о той женщине вы не ответили.

— Берберова. Это Эн-Эн Берберова, литератор. Очерки и фельетоны об эмиграции. Правдивые и талантливые стихи.

Они шли коридором.

— Ее муж — Владислав Ходасевич. Поэт, слышали?

— Я плохо знаю поэзию.

— Обязательно просвещу вас, — он открыл дверь в кабинет, крикнул: — Грибовский! Я иду за франками. Я сегодня Крез.

— И я с вами! Неужели бросите страждущего в пустыне? Это не принято, это не дело, Лев! — притворно возмутился Грибовский.

Анохин не умел скрывать свои чувства. На его лице отразились одновременное разочарование и сожаление, дружеская солидарность с коллегой и надежда побыть наедине с Ксенией, поговорить. Анохин в замешательстве остановился.

— Да заступитесь хоть вы за меня! — взмолился Грибовский. — Это из-за вас он мнется и жмется — неужели не понятно? А я есть хочу. Может, я сутки не жравши.

— Ну тебя, — улыбнулся, сдаваясь Анохин. — Но обещай исчезнуть без долгих разговоров.

— Боже мой! — Грибовский шутливо рухнул на колени и пополз к порогу, вытянув вперед руки. — Проси что хочешь: я тебе все пообещаю, даже за требуховую похлебку.

— Надоел, — сказал Анохин огорченно. — И шутки твои однообразные, — и он скрылся.

— Ох уж мне эта достоевщина! — Грибовский спокойно поднялся, отряхнул брюки. — Трех слов без подковырки не произнесешь. Да и вы, мадам. Будто воды в рот набрали, словечка не замолвили. Вам приятно, что я ползаю с протянутой рукою? Завтра ваш Лев точно так ползать передо мной станет. Такова жизнь, мадам. Надо приспосабливаться наперекор этикетам, золотая моя. И не в белых перчатках мы тут бумагу мараем.

— Оставьте, Грибовский, — сказала Ксения. — Я знаю эмиграцию. И давайте не юродствовать: это вам не по возрасту.

— Вам же интересней будет, — сказал обычным, чуть насмешливым тоном Грибовский, ероша шевелюру. — Что Лев? Умница, эрудит, сто языков знает. А в застолье он — ноль, сами увидите. Станет «бекать» и «мекать». А я вас и поведу куда надо, и жратву выберу подходящую, и развлеку.

— Да разве я против? Идемте, бога ради!

— Вдвоем вы и завтра сможете посидеть, никто не помешает. Париж — большой, есть где потеряться и наговориться. Вы давно его знаете, Ксения Николаевна?

— Давно, — сказала Ксения. — Часа два.

— В корне меняет дело. И все же захватите меня, не пожалеете. Я и пить не стану. Еда и разговоры — только. Хотя без алкоголя нам, русским, никак нельзя

Вернулся Анохин. Он сиял.

— Идемте! Но одно условие: ты поможешь Ксении Николаевне.

— В чем именно?

— Я подозреваю, она без работы.

— Так, Ксения Николаевна?

— Примерно так.

— Замечательно, Лев. А что может Ксения Николаевна?

— Практически ничего, — ответила Белопольская.

— Тогда нет ничего проще. Спрос на таких сногсшибательный. Совсем ничего?!

— Знаю французский. Училась шить. Знаю правила хорошего тона. Музыка — впрочем, дилетантски. Могу ездить на лошадях. Объезжать их — и на это готова.

— Если так же, как и людей, — усмехнулся Грибовский и, мгновенно став серьезным, закончил: — Масса профессий. Устроим, дайте срок. А пока решайте, куда плывем?

— Я полагаю... — начал Анохин и замолчал, беспомощно глядя на коллегу.

— Сколько у нас франков на прожор?

— Сто с мелочью.

— Расщедрился Поляков. Это из-за вас, Ксения. Вы позволите?

— Разумеется. В Крыму меня звали еще проще: Кэт.

— Кэт? Замечательно!

— Я протестую! Ксения Николаевна шутит. Ты узурпируешь право...

— Не станем отвлекаться, друзья, — перебил его Анатолий. — Я предлагаю «Большой московский Эрмитаж» близ Opera. Как? Во время обеда и ужина большая артистическая программа: цыгане, румынский оркестр, квартет бояр, хор бывших сенаторов. Сам Вертинский, случается.