Кристофер Мур - Венецианский аспид

– Мог бы меня предупредить, – вымолвила Джессика.

– Я говорил, он крупный.

– Я говорил, он крупный, – повторил Харчок моим голосом, нота в ноту.

Джессика развернулась.

– Что это? Что это?

– Так он тоже умеет, – объяснил я. – Это его дар – так природа возместила то, что он здоровенный детка с бараньим фаршем вместо мозгов. Он умеет запоминать целые разговоры, по многу часов, и повторять их дословно, теми же голосами, которыми все произносилось. И при этом – без малейшего понятия, что все это значит.

– Какая блядская жуть, – сказала Джессика и отошла от Харчка чуть подальше.

– Карман, они забрали Пижона, – сообщил тот.

– Я знаю, парнишка, мы его вернем. Джесс, ступай на пьяццу и выкупи его у целовальника. А я с Харчком и золотом пойду к лодке, там будем ждать.

– С золотом? С сокровищами моего отца ты никуда не пойдешь.

– Нельзя, чтоб девушка одна бегала по чужому городу с мешком золота и драгоценностей, правда же? Ну или ты оставайся с Харчком, а за Пижоном я сам схожу.

Она оглядела гигантского дурилу с ног до головы и отдала мне кожаный мешок.

– Лодку отгони чутка, если патруль появится. Я помашу тебе с мола – подгребешь и заберешь.

– Значит, парень – девка? – спросил Харчок.

– Джесс – это Джессика, – пояснил я. – Поклонись даме как следует.

– Моя госпожа. – Харчок послушно склонился. – Значит, не мой сын, да?

– Нет, сам же видишь, раз она ятая девчонка и всего лет на десять моложе тебя, то она не твой, блядь, сын. – По временам я забываю, до чего непробиваемо туп мой подмастерье. Но снова орать на него после такого долгого перерыва было приятно.

– А тогда можно, я хоть одним глазком тебе на дойки гляну?

– Нет, я не обязана тебе ничего доказывать.

– Ох, да он не доказательств просит. Он это у всех девчонок спрашивает.

– Дай мне десять дукатов из мешка, – сказала Джессика. – Пойду снова покупать твою макаку.

– Пижону нравится кусать дам за бюст, – сообщил Харчок. – Иногда за попу.

Я кивнул, отдавая ей монеты.

– Будь, пожалуйста, осторожней. Держи на поводке и не подпускай к шляпе. У него к ним слабость. Встретимся у лодки, а потом Харчок догребет нас до какого-нибудь места на побережье, там и заночуем на берегу или где-нибудь. До завтрашней ночи продержимся. Мне сдается, в Генуе с обезьяной и этим слюнявым битюгом нам будет ненадежно.

– Не дождусь, когда приедет Лоренцо и спасет меня от вас, жалких мерзавцев, – сказала Джессика, повернулась на каблуках и зашагала к городу.

– Кто такие Лоренцы? – просил Харчок.

ХОР:

А на острове Корсика, в портовом городе Бастия некогда капитан Микеле Кассио, ныне лишенный звания, должности и расположения своего генерала, оплакивал свою судьбу и куксился за столом у себя на квартире. Но тут его навестил Яго – под предлогом утешенья.

– Я вина принес, – объявил Яго, входя в двери и даже не постучав.

Кассио застонал.

– Нет, дьяволу опьянения заблагорассудилось уступить место дьяволу ярости. Один порок повлек за собой другой, чтобы тем сильней я мог себя презирать [162]. Никогда! Ни за что не стану я больше пить. Доброе имя, доброе имя, доброе имя! О, я утратил мое доброе имя! Я утратил бессмертную часть самого себя, а то, что осталось, – звериное. Мое доброе имя, Яго, мое доброе имя! [163]

– Я знаю, – ответил Яго. – Я вам мозги имал. Я не принес вина. Ей-богу, я думал, что вы ранены! Вот это была бы история. А то – доброе имя! Подумаешь, какая важность! Доброе имя – выдумка, чаще всего ложная. Не с чего ему быть, не с чего пропадать. Ничего вы не потеряли, если сами себе этого не вдолбите [164].

– Нет, раны нет. Сказать вам правду, я помню множество всяких вещей, но ничего не помню ясно [165]. Я опечален тем, что ваш заместитель, добрый Родриго, убит, но сие деянье совершил не я. В этом я уверен. Но сам тот факт, что я не помню, – оскорбленье моего доброго командира. Я скорее попрошу, чтобы он презирал меня, чем обману такого отличного начальника, явившись таким легкомысленным, пьяным и бесстыдным офицером! Напиться и заболтать, как попугай, и затеять ссору, бушевать, ругаться и высокопарно разговаривать со своею собственною тенью… [166]

– Добрый Кассио, вы слишком уж суровый моралист. Грех случился с вами не ко времени, не к месту, не к условьям здешним, но раз уж, к сожалению моему великому, так вышло, то надо вам исправлять положение [167]. Родриго вы не убивали, так что полно, полно! Хорошее вино – славный, близкий друг, если им пользоваться разумно; не поносите его больше [168]. Подумаешь, побуйствовали ночь и все забыли. Ступайте к мавру, попросите – и он вас восстановит в должности.