Ильма Ракуза - Мера моря. Пассажи памяти

Здесь, значит. Четыре комнаты с балконом, третий этаж. На квартире этажом ниже табличка: Курцмайер. Немцы, как выяснилось. Он уже пенсионного возраста, она – существенно моложе. Детей нет. Это значит, мы должны вести себя тихо.

В доме № 6 из детей только мы с братом. Дальше, в восьмом доме, живут трое Риклинов. С ними мы лазаем по грушевому дереву. На стороне вилл, в доме № 5, есть Рут, Вера, Рони и Алекс. К Вере я быстро привязываюсь. Вера, с которой я катаюсь по площади на роликах, а после школы с азартом играю в монополию.

Наша мебель фирмы «Хотц», ореховое дерево, диван и стулья со скромной обивкой. Пианино отлично вписывается в интерьер. И на стене для книг много места, очень много. Можно сказать, что мы устроились роскошно. Впервые за все время повеяло осед лостью.

У меня теперь не только кровать, но и письменный стол и прелестный маленький комодик. На комоде я раскладываю ракушки и камешки из моей градовской коллекции. Кукла Сари уютно прислонилась к изголовью кровати. Любимые книги стопкой лежат на тумбочке, в которой целых три ящика для моих маленьких тайн.

Поскольку Мартин еще мал, то и дело появляется Берта, строгая няня, которая отлично готовит картошку фри, но в ее присутствии я чувствую себя такой чужой, что сбегаю. Я усаживаюсь под грушей и упрямо смотрю перед собой. Или звоню к Вере, у которой дома опять пахнет свежей выпечкой, как будто только что пришли гости на один из многочисленных еврейских праздников. Верино царство манит меня неодолимо: большой, просторный дом, дружелюбные деловитые обитатели, которые приходят и кричат на всех мыслимых языках (шалом, бонжур), и сам уклад этого дома, и ритуал шаббата, и вообще все ритуалы, сопровождаемые пением, и длинный, покрытый белой скатертью стол, где я впервые попробовала мацу, фаршированную рыбу и польский борщ. Почему я не одна из вас, спрашиваю я Веру, и она отвечает: ты можешь приходить, когда захочешь. Так я узнала, что такое песах, суккот и ханука, я жадно впитываю все, и мне это разрешают. Разрешают быть такой же красивой, как они. Мы с Верой обе в белоснежных блузках и длинных темно-синих юбках выглядим почти как сестры. Вера чуть выше меня, и ее черные волосы гуще моих. Но кого это волнует. Вера говорит, мы родственные души. Поэтому мы вместе всегда, когда это возможно. Но не в школе – она учится в параллельном классе —, а в свободное время. Наши любимые занятия: «Монополия» и «Занимательная география». Мы бросаем кости по всему земному шару, кто первым найдет кратчайший путь, тот и выиграл. Больше всего мы любим морское сообщение, бросив «единицу», можно попасть из Дакара в Монтевидео. В путешествиях мы профи, на игровом поле. Названия городов так и слетают с наших губ.

С Верой мне никогда не бывает тесно.

Как и с профессором Хаймом, геологом из дома № 10. Пожилой, седовласый господин, с ним мы однажды столкнулись на улице, и который вдруг пригласил меня к себе в гости. Во мне боролись смущение и любопытство. Но любопытство победило. Передо мной предстало жилище ученого: множество фолиантов, атласов и витрин (с окаменелостями), лупы и микроскопы, и книги, книги. Я рассматривала яркие образцы пород, трогала ископаемые и слушала рассказы о геологических эрах Земли. От огромности временных промежутков кружилась голова. И взгляд пытался за что-то зацепиться. За морских улиток, за искрящиеся голубые глаза профессора. Спрашивай, не стесняйся, прерывает он свою речь. Но я будто зачарована. Он уже рассказывает о раскопках, раскопах, о минералогических, палеонтологических находках. И указывает то на окаменевший древесный уголь, то на кварц, то на кремний и графит, на сверкающие крупинки самородков, заботливо рассортированные.

После посещения дома № 10 стоит мне только закрыть глаза, и я вижу глиняные поля, мысы, вижу мостки, ямы, в которых что-то блестит и мерцает, вижу нижний этаж мира.

Теснота в доме заканчивается сразу же, как исчезает Берта и приходят гости. Знакомые моих родителей, венгры, югославы. Они бурно жестикулируют и громко спорят. Они вносят жизнь в тихий дом. Мне разрешают выйти ненадолго и посидеть со взрослыми. На столе горячие бутерброды с ветчиной и сыром, салями с паприкой, шпик, к ним вино и сливовица. И на десерт маковый пирог. Я пробую все, но потихоньку. В разговорах не участвую. Меня смущают уже одни венгерские приветствия. Все эти «целую ручки» и то, как даже самые привлекательные женщины превращаются в тетенек. «Целую ручки, тетя Жофи», это я произнести не могу, не этой тридцатилетней красавице, и на ты к ней обратиться не могу тоже. Так что я просто слушаю. Рассказывают анекдоты, то и дело упоминается имя Тито, и имена, которых я не знаю. Бокалы поднимают за присутствующих, громко: Egészségére! Или: Na zdravje! И уже в постели я слышу веселые голоса, смех. Пока меня не уносит сон.