Альманах немецкой литературы. Выпуск 1.

По желанию А, он потребовал высшей меры для его зятя, но неожиданно А снова вмешался в дело и простил своего зятя; здесь-то и произошел казус, ибо того поспешили расстрелять; сей казус не просто стоил должности Генеральному прокурору — его немедленно выдвинули в высшее партийное руководство. Теперь И был членом Политсекретариата, то есть всегда находился под рукой, а значит, мог считать себя первоочередником для списка смертников. На новом посту его всегда могли убрать по политическим мотивам, таковые ждать себя не заставят. Тем более если учесть тот самый казус. Впрочем, никто всерьез не верил, будто А действительно решил пощадить зятя. Его ликвидация вполне устраивала вождя (дочь А уже спала к тому времени с П), зато теперь у А появился формальный повод для расправы с И, а поскольку вождь никогда не упускал подобного случая, то считалось, что И человек конченый. Он знал, что обречен, но делал вид, будто ни о чем не догадывается, впрочем, выходило у него это неважно. В том числе и сейчас. Слишком уж он силился скрыть неуверенность. И принялся рассказывать Заместителю о новом спектакле Государственного балета. Он заводил речь о балете на каждом заседании, судил со знанием дела, так и сыпал балетными терминами; с еще большим жаром пускался он в эти разговоры после своего назначения Министром сельского хозяйства, в котором, будучи по образованию юристом, не смыслил ровным счетом ничего. Кстати, сельское хозяйство отличается ничуть не меньшим коварством, чем транспорт, тут мог погореть кто угодно, ибо партия, естественно, не справлялась и с сельским хозяйством. Крестьяне по своей натуре ленивы, своекорыстны, воспитательной работе не поддаются. Н тоже ненавидел крестьянство, не само по себе, а как неразрешимую проблему, с которой плановые органы терпят одну неудачу за другой; каждая неудача опасна, поэтому Н ненавидел крестьян вдвойне; именно из-за этой ненависти он хорошо понимал, почему И любит поболтать о балете — кому охота говорить о крестьянах. Лишь Министр тяжелой промышленности Е, который сам вырос в деревне, где, продолжая дело отца, начал свою трудовую жизнь сельским учителем (далеко не блестящее образование Е с грехом пополам получил в провинциальном пединституте), любил поразглагольствовать на заседаниях Политсекретариата о прелестях сельской жизни; и впрямь смахивающий на мужика, Е рассказывал смешившие только его одного деревенские байки, к месту и не к месту он вставлял непонятные остальным народные пословицы и поговорки; И же, профессиональный юрист, измучившись с мужичьем и отчаявшись образумить этих болванов стоеросовых, вечно талдычил о балете, лишь бы не касаться сельскохозяйственных проблем, он давно уже всем плешь проел своим балетом, особенно вождю, который даже придумал для И новое прозвище — Балерун (раньше А называл его «нашим Ангелом смерти»). Н презирал бывшего Генерального прокурора, чья веснушчатая протокольная физиономия вызывала у него отвращение. А вот выдержкой Заместителя по партии (или Хряка, как прозвал его А) он невольно восхищался. Ведь при всей политической дальновидности и огромном авторитете в партии Хряку было чего бояться, однако он хранил абсолютное спокойствие. Он вообще никогда не терял головы. Присутствие духа не изменяло ему даже перед лицом крайней опасности. Ведь положение Хряка было довольно зыбким. Арест О (если слух о нем не утка, пущенная кем-то, кого встревожила неявка Министра атомной энергетики на заседание Политсекретариата) мог послужить началом атаки на Заместителя, ибо по партийной линии О подчинялся именно ему; но арест О мог быть нацелен и против Главного идеолога Ж, у которого О ходил в любимчиках; разумеется, ликвидация О (если таковая подтвердится) могла быть направлена против Г и Ж одновременно, впрочем, это было маловероятно, хотя не исключено.

Тем временем Ж, Главный идеолог партии, вошел в зал заседаний. Двигался он неуклюже, седую голову держал с эдаким профессорским наклоном; его простые очки без оправы казались, как всегда, пыльными. Некогда он учительствовал в провинциальной гимназии, А называл его Святошей. Ж считался величайшим теоретиком партии. Он не пил, не курил, вел аскетический образ жизни, был тощ, нелюдим, носил сандалии даже зимой и предпочитал рубашки с отложным воротничком. Если Заместитель по партии Г был жизнелюбом, сибаритом и бабником, то Ж под каждый свой шаг подводил теоретическую базу, тем не менее шаги эти нередко отличались сугубой абсурдностью и вели к многочисленным кровавым жертвам. Они враждовали между собой. Вместо того чтобы взаимодополнять друг друга, они грызлись, подсиживали противника, всячески старались спихнуть его с занимаемого места; Заместитель по партии противостоял Главному идеологу как практический деятель революционному теоретику. Если Г не брезговал никакими средствами ради упрочения власти, то Ж изо всех сил блюл ее чистоту, ибо власть была для него чем-то вроде стерильного скальпеля в руках безукоризненно четкой доктрины. Хряка поддерживали Министр иностранных дел Б, Министр народного образования М и Министр транспорта Л, в команду Святоши входили Министр сельского хозяйства И, Президент К и Министр тяжелой промышленности Е, по жестокости ничем не уступавший Хряку, однако из неприязни, которую один властный человек испытывает к другому, оказавшийся среди сторонников Святоши, хотя в то же время бывший сельский учитель мучился комплексом неполноценности и ревновал к бывшему учителю гимназии, а потому Е втайне ненавидел Святошу.

Читать дальше