Виктория Хислоп - Нить

– Сначала мы забаррикадировались. Думали, это самый верный способ и дом защитить, и самим уцелеть.

– А оказалось, наоборот… – сказал второй сосед.

– Они обезумели.

– Просто сумасшедшие!

– Как только они подожгли первый дом, мы поняли, что надо выбираться. И быстро. Вот все и побежали. Буквально спасались бегством, схватили только то, что смогли унести.

– Некоторые потеряли все! Склады, дома – все!

– Нам еще повезло, что живы остались!

– И знаете, они ведь еще в двух кварталах такое устроили!

Этот случай одинаково потряс и евреев, и греков. Кое-кто из виновников попал под суд, в том числе и редактор «Македонии», возбуждавший ненависть к евреям. Многие евреи собирались эмигрировать, даже один из портных, работавших у Морено. Сказал, что если нельзя больше спокойно спать в своей постели, значит надо уезжать. Через месяц вместе с десятками других еврейских семей он отправился в Палестину.

Саул Морено твердо решил: он не допустит, чтобы эти события отразились на его бизнесе. Портной разместил рекламу на целую страницу в самых правых газетах и, заручившись их согласием, привел рекомендации некоторых из самых богатых и уважаемых клиентов.

Все эти рекламные объявления гласили: «Оденем вас с головы до ног». В качестве иллюстрации изображалась элегантная пара – мужчина во фраке и женщина в длинном, расшитом бисером вечернем платье. Женщина на картинке удивительно напоминала Ольгу Комнинос.

Внизу страницы крупные буквы гласили: «МОРЕНО И СЫНОВЬЯ – ЛУЧШИЕ ПОРТНЫЕ В САЛОНИКАХ».

Это была демонстрация уверенности в своих силах, вызов тем, кто желал евреям зла.

Нашлись у Саула Морено и другие способы поднять моральный дух своих рабочих. Он купил граммофон. Теперь граммофон играл целый час в конце каждого рабочего дня, и женщины с восторгом встречали хозяина, когда тот приходил его заводить. С той секунды, когда иголка с громким стуком опускалась на пластинку и потрескивающий звук заполнял комнату, в ней словно становилось легче дышать.

Набор пластинок был небольшой, и обычно они начинали с сефардской песни Хаима Эффенди из Турции, а заканчивали всегда песней всеобщей любимицы Розы Ашкенази. Руки за работой двигались в такт музыке.

В соседнем цехе люди улыбались, слыша сквозь стрекот швейных машин женский голос, поющий на полной громкости.

Эстер Морено не одобряла музыку и атмосферу праздника, которую она создавала. Женщина была уверена, что, когда играет граммофон, производительность падает. Но она ошибалась. Во всяком случае, работниц теперь уже не так тянуло поскорее собраться и уйти домой. Катерина была в числе тех, кто особенно полюбил музыку, и выучила все песни наизусть от слова до слова. Дома граммофона не было.

Тонкие пальцы девочки обрели сверхъестественную ловкость, и она уже виртуозно владела самыми сложными приемами. Иногда швы на тонких тканях невозможно было качественно сделать на машинке, и Катерина сшивала их вручную. Ее платья ручной работы теперь ценились в городе выше всех прочих.

– Их можно наизнанку носить, – похвалялись богатые заказчицы.

Это была правда. Катеринины швы были безупречны, и даже стежки, которыми она пришивала бисерины, образовывали на изнаночной стороне такой узор, что он иногда оказывался красивее самой вышивки.

Однажды ей поручили отделку светло-желтого крепового платья. Оно было сшито на фигуру с необычайно тонкой талией, и Катерину попросили пришить по переду штук двадцать пять обтянутых тканью пуговиц и сделать для них навесные петли. Работа была бы не такой уж сложной, если бы пуговицы не были мелкими, как перчаточные.

– Это для кирии Комнинос, – сказал Саул Морено.

Катерина знала, что позволять себе замечания о клиентах и их вкусах не полагается. Эта работа требовала выдержанности и такта, и все же Катерина не удержалась:

– Какая же она худая! Еще худее, чем была!

Катерине страшно было представить, какой стала Ольга. Ей казалось, что такое истощение бывает только от болезни или от голода, а в данном случае последняя причина исключалась. Тысячи людей в городе не ели досыта, однако бизнес Комниносов, как всем было известно, только укреплял свои позиции.

– А она…

– Что?

– Она здорова?

– Наша закройщица ходила к ней снимать мерки и ни о какой болезни не упоминала. Кстати, когда ты закончишь, не отнесешь ли ей платье?

– Конечно, – согласилась Катерина, стараясь не слишком показывать свою радость.