Виктория Хислоп - Нить

Каждое письмо Евгения относила в контору Комиссии по расселению беженцев, а оттуда их, в свою очередь, передавали на почту. Евгения заметила, что их знакомой американки там уже нет, и поняла, что служащих сокращают. Жизнь беженцев начала устраиваться. Правда, многие до сих пор еще жили в лагерях, но большинство благополучно переселили в специально построенные деревни на севере. Кухни, где раздавали бесплатный суп, еще работали, но почти все люди уже сами зарабатывали себе на жизнь: перебирали табак или изюм, ткали, шили. Те, у кого была какая-то профессия, наконец-то смогли устроиться.

Ольга одолжила Евгении денег на покупку ткацкого станка, и маленький домик наполнился ритмичными звуками снующего туда-сюда челнока.

– Деньгами отдавать не надо, – сказала Ольга, – но можете когда-нибудь потом, когда мой дом будет готов, соткать мне туда что-нибудь.

Евгения улыбнулась. Денег, которые она зарабатывала, едва хватало на еду и одежду, и она была очень благодарна Ольге за ее доброту. Особняк понемногу отстраивался, но времени до того дня, когда нужно будет выплатить долг, оставалось еще немало.

Катерина любила смотреть, как у нее на глазах растет ковер. Близнецам это было не так интересно. Ткацкий станок напоминал им о доме, о прежних временах, до приезда в Грецию. Стук челнока и вид шерстяных мотков, сваленных кучами у матери под ногами, переносил их в почти уже забытое прошлое, и они сами не знали, были ли эти смутные воспоминания сладкими или горькими. Самые яркие впечатления оставил побег. За несколько минут до этого мать сидела за станком и ткала.

Евгения не поддавалась на Катеринины просьбы дать ей поиграть со станком. Ковер требует твердой руки, чуть собьешься – и цена ему уже не та. Поэтому Катерина сидела рядом и довольствовалась своей работой – вышивкой, которой занималась под руководством настоящей мастерицы – кирии Морено.

Кирия Морено не ходила каждый день в швейную мастерскую, а работала дома: вручную доделывала мелкие детали на одежде, которую шили на предприятии ее мужа. У нее было два сына и ни одной дочери, и она с радостью согласилась научить Катерину кое-каким из своих излюбленных швов и приохотила ее к вышиванию картин цветным шелком – она сама этим увлекалась, когда ей было девять лет. Через несколько месяцев тоненькие пальцы и острые глаза Катерины уже справлялись с такими тонкими узорами, что и самой кирии Морено были не под силу.

Соседи по улице Ирини еще больше сблизились. Двери в домах были, но их никто никогда не закрывал. Зимой вход завешивали плотной занавеской, чтобы тепло не выходило, а летом – другой, полегче, чтобы дом хоть немного продувало ветерком, веющим с моря. Занавеска означала, что и дети, и взрослые могут входить друг к другу без приглашения. Ребятишки носились туда-сюда всей гурьбой, и получалось так, что в доме или все шестеро малышей, или ни одного. Они росли вместе, почти как братья и сестры, а не просто друзья.

На этой улице всегда кипела работа. Разве что Ольга иной раз оставалась без дела. Она все-таки была дама и вот-вот должна была вернуться в свою обычную жизнь, в роскошный особняк, но ей вовсе не хотелось с этим спешить. Раз в неделю она заходила в новый дом, когда нужно было решить, в какой цвет красить стены, и уже несколько лет отдавала распоряжения по поводу обстановки комнат. Маляры, драпировщики, мебельщики, ткачи-ковровщики – кто только не побывал в доме у моря. Когда дошло до подписания контрактов на работу, всем им пришлось удивиться.

– Торопиться некуда, – говорила Ольга с милой улыбкой.

Все высшее общество Салоников всегда требовало, чтобы работа была сделана вчера. Исключая кирию Комнинос. В этом городе, где богатые становились все богаче, а бедные – все беднее, те, у кого были деньги, только и делали, что ужесточали требования. Все подрядчики обсуждали между собой эту странность. Они не могли понять эту женщину, что велела им работать потихоньку, без спешки, и недоуменно чесали в затылках.

Торговые склады Комниноса процветали. Его бизнес рос в геометрической прогрессии, и теперь Константиносу уже не терпелось перебраться в новый дом. После пожара прошло уже почти десять лет, и, хотя их с Ольгой и Димитрием жизнь вошла в рамки, которые ему идеально подходили, позволяя всецело сосредоточиться на бизнесе, теперь ему хотелось утвердить свой статус роскошным домом, и семья должна была переселиться туда.

Димитрия тоже несколько раз брали в новый дом. Ему он казался пугающе огромным. Комнаты больше, чем его школьный класс, а необычайно высокие потолки напоминали о церкви. Мальчику казалось, что там все время холодно и слишком много слепящего света, и пахло чем-то странным – он не мог определить чем.