Александер Андориль - Режиссер

Ингмар вертит глобус, ковыряет шов на карте, который немного треснул возле Северного полюса.

— Можно попробовать, — тихо отвечает она.

— Я только подумал, что тебе не стоит забывать того, с кем играешь.

Она кивает.

— Никто не знает, куда делся Гуннар?

— Нет.

— Он наверху, отдыхает, — говорит Бриан.

— Твою мать, — шепчет Ингмар, когда кусок карты отклеивается от глобуса.

Гуннар входит в школьный зал, втянув голову в плечи и держа в руке носовой платок.

— Как себя чувствуешь?

— Пошел немного отдохнуть.

— Ингрид нужна какая-то поддержка перед камерой, — говорит Ингмар. — Посидишь тут?

— Конечно. Только я не уверен, что в состоянии сыграть свои эпизоды.

— Попробуй.

— Только бы голос не пропал, — отвечает Гуннар, неуверенно показывая на шею.

— Да, — говорит Ингмар, стараясь, чтобы его слова не прозвучали резко, — я понимаю, что ты беспокоишься за свое горло, но…

Гуннар садится на стул напротив Ингрид.

— Ты можешь сидеть вон там, — говорит Ингмар, думая о том, с какой легкостью она ускользает взглядом от камеры.

После съемок Ингрид вытирает со щек слезы, сморкается и расстилает на полу между органом и кафедрой овчинный тулуп — прямо среди проводов, штативов и ящиков с лампами.

Она ложится на него и закрывает глаза.

Оланд и К. А. стоят у нее в ногах, пытаясь приклеить к глобусу отставший кусок карты.

Леннарт Нильссон фотографирует, взобравшись на школьную парту.

Берта помогает Гуннару одеться, закрепляет на шее желтоватый крахмальный воротничок.

— У тебя температура?

— Наверное, да, — говорит он себе под нос.

— Может, стоит уложить тебя в кровать, — говорит Ингмар. — Понимаешь, у нас нет средств, чтобы так долго здесь оставаться.

— Да и погода какая стоит, — добавляет Свен. — Иначе придется использовать реквизит.

Холодный воздух окутывает Ингмара, стоящего на летней веранде. Он наблюдает сквозь плотный туман за двумя мужчинами в серых комбинезонах. Те пытаются приладить новые ветки к дереву, посаженному на площадке после того, как срубили рябину.

Из передней у него за спиной доносятся голоса электрика и плотника, они обсуждают начальство и сравнивают командировочные. Голоса у них довольно странные, будто они разговаривают, уткнувшись в подушку.

— Да тут всегда одно и то же дерьмо, — говорит вдруг один. — Когда деньги кончаются, съемки прекращают, спасибо за кофе, мы уже это слышали.

— Но тут все-таки Ингмар Бергман, — отвечает другой, словно пытается изобразить чью-то дурацкую интонацию.

Раздается сердитый женский крик, хлопает дверь. Мужчина громко ругается, затем наступает тишина.

Лампы и камеру переносят, кабели сматывают. Кивая на окно, Свен бормочет, что туман сегодня слишком уж густой.

— Освещение будет не таким, как надо, — говорит Ингмар.

— И с другими сценами не состыкуется.

Ингмар садится на край кафедры и ковыряет глобус.

— Мы могли бы сделать крупные планы, — предлагает Свен.

— Да.

— Тогда достаем желтые фильтры, — громко говорит Свен.

Ингмар стоит и смотрит, как Оланд и Хокан натягивают фильтры с внутренней и внешней стороны окна. Он грызет ноготь, еле сдерживаясь, чтобы не крикнуть им, что надо бы поторопиться.

— Ингрид, — осторожно говорит Ингмар, — может, пойдешь наверх, отдохнешь? Если хочешь, я могу сыграть с Гуннаром вместо тебя.

— Я устал от твоей близорукости. От твоих неловких рук, твоего вечного страха, твоих… твоих боязливых нежностей. Ты вынуждаешь меня…

— Стоп, — тихо говорит Ингмар.

— Извини, сбился.

— Ничего страшного, все равно было не совсем…

— Правильно, — заканчивает Гуннар.

— Очень важно, чтобы именно эта сцена не выглядела наигранной, понимаешь? Должно чувствоваться, что он все время носит в себе эту ненависть.

— Ты хочешь, чтобы это звучало так, как на читках.

— Нет, ты понимаешь, о чем я говорю.

— Не понимаю, но…

— Что-то здесь не склеивается. И поэтому ты берешь неверный старт.

— Совершенно не представляю, что я должен делать.

— Давайте лучше начнем с того, что Гуннар будет стоять у окна, — предлагает Ингмар. — Как думаешь, Свен?

— Надо только немного переставить свет.

— Давай попробуем.

Пастор отходит от окна, чтобы вдруг рассказать о своем понимании истины.

— Хорошо, — бормочет Ингмар. — И когда ты сядешь, Гуннар, просто сиди молча, и ненависть сама захлестнет тебя…

— По-моему, я придумал прекрасную причину. Я имею в виду репутацию пастора. Но ты только отмахнулась. Я тебя понимаю. Ведь это была ложь. Главная причина в том, что я не могу тебя видеть. Ты слышала, что я сказал?