Борис Екимов - Пиночет

Ее не узнавали. Одну давнюю знакомую встретила, потом — другую. Казались они много старше. А глядя на Катерину, завидуя ей, ровесницы охали да ахали, еще более поднимая настроение.

Толокся народ у магазина. Катерина шла мимо, направляясь к школе. Конечно, сейчас — каникулы. Но кто-то в школу приходит, и можно встретить старых педагогов, подруг, в школе работающих. В магазине ей делать было нечего, но завернула туда из любопытства. Как и везде, главный торг шел возле магазинных стен. Две машины, на капотах разложен товар, веревки протянуты с цветным тряпьем. Тут же притулились железные киоски, за их стеклами пестрят яркие обертки да наклейки. Все как везде.

Катерину заметили, глядели на нее. Женщина фигуристая да еще — при мехах. Это в Сибири песцами не удивишь, а здесь — редкость.

Она поздоровалась и уже проходила мимо, да вдруг увидела старинную свою подругу: когда-то с ней в школе учились. Она бы ее не признала вовсе, но, постарев и подурнев, подруга стала похожа на мать свою, покойную тетку Варю. И если бы Катерина не знала, что тетка Варя умерла, она бы ее и окликнула. Но то была уже не мать, а дочь. Катерина подошла к ней, поздоровалась и, не сумев сдержаться, сказала:

— Господи... Как ты изменилась... Все мы изменились, — мягко добавила она, жалея подругу.

— Изменишься, — резко ответила та. — Братушка твой поедом ест. Загрызает... Тут изменишься. В гроб вгоняет.

— Как? — не поняла Катерина. — Почему?..

И женщина вдруг закричала:

— Потому, что зверюка он, не человек! Пиночетина! Всех готов загрызть! — И без того заветренное, морщеное лицо женщины потемнело, сузились глаза. Она с ненавистью глядела на Катерину, которая была виновата не только родством с вражиной Корытиным, но всем своим видом: сытым лицом, мехами, сладким запахом парфюмерии. Тоже чью-нибудь кровь пьет, порода одна. — Ненавистные... — процедила женщина. — Но бог накажет... — не договорив, опомнившись, она резко повернулась и зашагала прочь.

А Катерина растерянно оглядела тех немногих людей, что стояли у торга. Ничем ответить она не могла, да и не смогла бы, потому что душили подступившие от обиды слезы. Она повернулась и быстро-быстро, почти бегом, пошла от магазина, напрочь забыв, куда и зачем собиралась. Она спешила по улице и чуяла, что вослед ей глядят, и казалось, вот-вот раздастся еще что-то обидное и больное.

Скорей, скорей унести бы ноги...

Не помня себя, она добежала до дома. И лишь за порогом, дверь прикрыв, вздохнула облегченно.

— Чего так скоро? — спросила из кухни невестка и, не дождавшись ответа, вышла в прихожую. — Чего?..

Катерина сидела одетая, как вошла: лицо закрыто руками.

— Что с тобой? Что случилось?..

Волей-неволей, а пришлось рассказать.

— Господи... — заохала невестка. — Нашей кровушки мало попили, так на тебя кидаются. Ни стыда, ни совести... А ты не бери к сердцу... Народ ныне извадился. Совести нет, а дури — конем не наедешь...

Она помогла раздеться; на кухне чайник поставили. Катерина вроде отошла, со вздохом попеняла:

— Надо братушке как-то помягче быть. Все же люди...

— А мы — не люди? — горько спросила невестка. — И капканы на него ставили. И машину подломали, вверх торманом в балку летел. Спасибо, бог спас. И поджигали...

— Вас?

— А кого еще?.. Спасибо, сосед углядел под утро, так загорелось...

— Господи... За что?

— Есть за что. Заворовались да запились. Тянули все подряд. А он обрезал. Да по рукам... А кое-кого... — Не больно разговорчива была невестка. — Ладно. Давай чаю попьем... — сказала она.

Чаевничали на кухне. За чаем понемногу и мысли, и речи потекли иные: о нынешней славной зиме, о доброй памяти прошлых зим, совсем давних, из детства да юности.

Но нынешний день еще не кончился. И он готовил для женщин новый подарок.

Телефон в доме Корытиных звонил лишь по вечерам. Днем обычно молчал. Знали, что хозяин дома не сидит. А тут вдруг позвонили, попросив Катерину. Хозяйка удивилась:

— Тебя... — и добавила в сторону от трубки: — Видно, подруги прослышали.

Удивилась и Катерина, трубку взяла:

— Слушаю...

— Вы по профессии — врач? Правильно?

— Да. А что случилось? Помочь надо?

— Надо. И причем срочно.

— Кому помочь? Где?

— Брату своему помогите.

— Что с ним?! — крикнула Катерина. — Где он?

— В конторе. С ума сошел.

— Не пойму...

— И мы — тоже. Но вы — врач. Идите, пока не поздно. Он там портреты членов Политбюро продает. Его вот-вот скрутят и в дурдом увезут.

Голос в телефонной трубке смолк. Катерина, растерянно поглядев на невестку, не знала, что сказать. Но и молчать не могла.