Ирина Сергиевская - Последний бебрик

«Вы, сеньор, не очень-то расслабляйтесь, на кадке сидючи, — не выдержал двойник. — Денег все равно не высидите. Шли бы вы лучше куда-нибудь из дому, от позора. Записочку только оставьте: мол, сегодня обсуждение повести… м-м… допустим, Бурдякова, в секции прозы. Вернетесь к вечеру. Вам не впервой из дому сбегать, чтобы не видеть глаз жены» — «А я… на донорский пункт пойду! — решил Май, поразившись гениальному, хоть и запоздалому озарению. — Вот сейчас же пойду и сдам кровь!» — «Иди!» — саркастически согласился двойник. Май понял причину сарказма, когда побежал в комнату, одеваться. Ему не в чем было выйти на улицу! Брюки сгинули в гримерной ресторана — вместе с паспортом и ключами. Старые джинсы Зоя порезала на тряпки. О, дура… Оставались только красные атласные штаны запорожца. Но это уж увольте: с прошлым покончено, никаких машкерадов!

Май бродил среди хаоса бумаг — тщедушный, сгорбленный, в «семейных» трусах, сшитых Галей из того же голубого ситца, что и ее платье, и платье Туси. Нестерпима была Маю собственная ничтожность. Может, зря не пристрелил его охранник Рахим? Может, чудо спасения Мая было — юмористического свойства? Ведь стихи жизни не всегда серьезные. Человек — из тщеславия — воображает себя принцем Гамлетом, а на деле он — бедный Йорик, вернее, череп его. Май был даже не череп Йорика — прославленный череп прославленного шута. Май был бебрик — никудышный, побитый бебрик, которому нечем прикрыть позорную наготу.

Что осталось бебрику после спасения? Безнадежность. Голос его был тих — он не умел кричать, как торговец, а если бы и научился, то напрасно: товар его не пользовался спросом. И может ли субъект, у которого нет брюк, выйти на рынок и занять там приличное место среди ушлых, жадных шерстюков? «А ты в ситцевых трусах иди! — издевательски сказал двойник и назидательно подытожил: — Если человек жалок, то и не заразителен. Короче: харизмы у тебя нету! Харизмы!»

Май побрел на кухню, вернулся с мусорным ведром и веником. Ненужные бумаги порвал, выбросил; подмел пол и решился довести дело до логического финала — выбросить хлам в мусоропровод. Накинув Галин плащ, Май вышел из квартиры. Дверь за спиной подло захлопнулась, от сквозняка. Май не разозлился; он лишь со смирением взглянул на нее, потом на дверь покойной соседки и почему-то пожалел, что… не узнал у Анаэля про Атлантиду — была она или Платон все выдумал? Мысль об Атлантиде поддержала Мая во второй раз, когда выяснилось, что мусоропровод не функционирует и ведро придется выносить на улицу. В третий раз Атлантида не дала раскиснуть Маю, когда он понял, что лифт не работает. Шаркая в тапочках по холодным ступеням, Май лелеял чувство благодарности Платону: если он и выдумал Атлантиду, то не зря!

Внизу стукнула дверь подъезда, послышались шаги, возня. Май на всякий случай застегнул пуговицу на животе и зашаркал быстрее. Спускаясь на первый этаж, он столкнулся с… Мандрыгиным в одеянии уличного комедианта — бархатном черном кафтане. Внизу, на площадке, рядом с почтовыми ящиками, маячил Гришаня Лукомцев, закрывая мокрый зонтик. У ног Гришани стоял знакомый вертеп — по случаю дождя — в брезентовом чехле. Май попятился от неожиданности, чуть не упал. Мандрыгин удержал его за руку.

— Ты? — спросил Май.

— Я, — ответил Мандрыгин.

— И Гришаня с тобой? — слабо удивился Май, поставив ведро.

Гришаня помахал зонтиком, заулыбался. Он был отмыт от краски, причесан и выглядел нарядно в чистом комбинезоне цвета хаки.

— Как ты меня нашел? — спросил Май, разглядывая чудовищный синяк под глазом у артиста.

— А вот! — Мандрыгин поднял руку, показал Маю его же пакет, забытый в ресторане, вытащил паспорт. — Тут ваш адресок и прописан, гражданин Караколпак Семен Исаакович.

— Спасибо тебе, — сдавленно сказал Май, забирая паспорт и пакет с одеждой.

— За «спасибо» сыт не будешь, — фыркнул Мандрыгин; синяк под глазом делал его лицо зловеще-значительным.

— Тогда, может, поднимитесь? Чаю выпьем? — нетвердо предложил Май, вспомнив о скудости провианта в доме.

— Не суетитесь, господин беллетрист, — успокоил Мандрыгин. — Мы просто шли мимо. Вот! — Он кивнул на вертеп. — Решили прошвырнуться в надежде подзаработать. Из ресторана-то меня поперли. Такая драка была, когда ты сбежал! Все дрались со всеми! Светопреставление! Мне рожу попортили — не то Чешуйников, не то мусье Шарль. Ну, я тоже не лыком шит — Чешуйникова стулом по хребту уделал, а Шарля макнул головой в кастрюлю с луковым супом, чтоб хлебал свое, французское… Милиции понаехало! Спецназ приперся! Ужас, ужас.