Ирина Сергиевская - Последний бебрик

— А… какой сегодня день?

— Воскресенье уже, — сказала Галя и неслышно вышла, закрыв дверь.

Жемчужное небо измерцалось; прозрачные белые звезды выступили на нем. Город — со всеми его ангелами и химерами — полетел в обманчивую, короткую ночь. Когда же часы ночные сомкнулись с утренними, то сомкнулись на миг — самым непредвиденным, удивительным образом — и надземные города, вечно странствующие в космосе. Маю посчастливилось увидеть то благословенное место мироздания, где перетекали друг в друга небесный Киев и небесный Петербург — перетекали с тою же праздничной, совершенной легкостью, с какой нарисованный кузнец Вакула летел над рекой Фонтанкой, Шереметьевским дворцом и каретой господина Гофмана, Эрнста Теодора Амадея.

Голубиная свара разбудила Мая. Птицы, голгоча, толклись за окном. Каждое утро они слетались на балкон к Маю. «Как ангелы в келью фра Анджелико», — подумал он и сел на кровати. По жемчужному небу тянулись размытые лазоревые полосы. Ночью пролился дождь, и зябкий воздух щекотал голую спину Мая. Было восемь часов утра; в доме стояла воскресная сонная тишь. Май поднялся, пошел в ванную на слабых, «кисельных», ногах. Там, увидев себя в зеркале, он поначалу удивился: в волосах — на висках и надо лбом — застряли белые маленькие перышки. Не из подушки ли? Увы, то были не перья, а седина, первая седина Мая.

Неприязненно рассматривал он свое лицо: серая кожа, тухлый взгляд, усы, как дохлые пиявки… Безумное, несчастное лицо бебрика, последнего оставшегося в живых. Зачем-то бебрика спасло чудо, и он, поникший духом, стоял теперь среди руин разрушенного бебрийского царства… «Кстати, о руинах», — подумал Май, вспомнив совет Анаэля — восстановить разрушенное хозяйство. Что подразумевал Анаэль? Быт? Май почувствовал деятельное возбуждение. Но прежде чем восстанавливать хозяйство, надо было понять, каков масштаб разрушений, наметить приоритетные цели.

Забыв побриться, Май вышел из ванной и осторожно заглянул в большую комнату, где спали его женщины: Галя на диване, Туся на раскладном кресле. «Надо купить кровать, — подумал Май и, взглянув в безобразный угол комнаты — с трещинами на потолке, с пузырящимися на стене обоями грязно-желтого цвета, — сурово заключил: — Надо ремонт сделать. Побелку. И прочее… В общем, маляры знают…» Так стали ясны первые две цели. Лихорадочная деловитость Мая угасла, когда он попытался прикинуть, сколько стоит кровать и ремонт. Натурально, вспомнились безвозвратно утраченные три тысячи долларов. Май невольно посмотрел на стиральную машину. Она стояла у стены, по-прежнему изображая столик. Это выглядело издевательством, и Май постановил: выкинуть ненужную развалину на помойку, а вместо нее купить новую, современную машину. «Только гипотетически», — отрезал двойник, внезапно оклемавшийся после всех потрясений. Он был прав, этот циник и паршивец. Для столь великих свершений нужно было снискать хороший заработок. А где?!

«Бир сум, бир сом, бир манат», — пробурчал Май, вспомнив к месту надпись на советской денежной банкноте достоинством в один рубль, и отправился на кухню — проверить запасы продуктов. В холодильнике нашел он пакет кефира, пяток яиц, тертую морковь в миске, шесть сосисок в липкой целлофановой оболочке. Этого хватит на завтрак. Галя, разумеется, есть не будет — чтобы Туся с Маем сыты остались. Она часто так делала, объясняя Маю, что «Сегодня — пост». Рождественский, Великий, Петров, Успенский или просто среда, пятница — постные дни. Не придерешься! «Ладно, будем с этого дня на пару поститься», — решил Май и начал искать кофе. Галя могла отказаться от еды, но от кофе — ни за что! Она была настоящая петербурженка — признавала только кофе в зернах, молола их и варила по особому рецепту, с гвоздикой или ванилью. Запас кофе всегда хранился в старинной банке матового стекла с цветочным орнаментом. К несчастью, в ней не было не зернышка. Май разозлился. Сегодня Галя должна выпить кофе непременно, иначе он — не человек, не мужчина! Никогда еще столь приземленная цель не была для Мая столь страстно желаемой.

Он бросился искать деньги всюду, где они могли случайно заваляться: в сумках Гали, зимней и летней; в рюкзаке на антресолях; в своей куртке, в Галином плаще. Пусто! Он проверил даже пальтишко Туси, но нашел в кармане только высохший желудь. А в детстве Маю часто везло: летом наскребал по карманам зимних пальто пятнадцать, двадцать копеек на мороженое. Сколько лет прошло — целая жизнь, а он все так же шарит по карманам, ищет жалкую сумму! Пошлая безысходность ситуации разъярила Мая. Он кинулся в свою комнату на поиски чего-нибудь, годного для продажи. В советские времена, когда приходилось туго, он продавал книги мрачному деду, стоявшему в любой день и час в подворотне на Литейном проспекте, около букинистического магазина.