Леон Юрис - Суд королевской скамьи, зал № 7

— Да.

— И вы ведь согласитесь, не правда ли, что, будь вы заключенным врачом, работающим день и ночь под угрозой смерти, и войди к вам в операционную офицер СС без халата и маски, вы вряд ли могли бы с этим что-нибудь поделать?

— Должен согласиться.

— И вы ведь знаете, не правда ли, профессор Лайтхол, что британские медицинские журналы полны статей об опасности радиации — о возможности лейкоза, о действии ее на еще не рожденных детей, о том, что облученные женщины производили на свет уродов?

— Да.

— И вы знаете, что многие врачи и радиологи умерли от облучения и что в сороковом году обращение с ним было совсем не таким, как сейчас?

— Знаю.

— Можете ли вы допустить, что врач, оторванный от всего мира и ввергнутый в кошмарный ад, мог питать по этому поводу серьезные опасения?

— Могу.

— И можете ли вы допустить, что существовали различные мнения о длине разрезов и продолжительности тех или иных операций?

— Минутку, сэр Роберт. Мне кажется, вы сейчас хотите завести меня куда-то не туда. Оперировать через отверстие величиной с замочную скважину и с чрезмерной поспешностью — скверная хирургия, и польские врачи уже тогда прекрасно это знали.

— Не скажете ли вы милорду судье и господам присяжным, не склонны ли британские врачи быть гораздо более консервативными, чем польские?

— Ну, я могу с гордостью утверждать, что мы придаем особое значение осторожности и тщательности проведения операций. Но я только что говорил о результатах обследования миссис Принц, которую оперировали два польских врача — один правильно, а другой нет.

Сэр Роберт так и подпрыгнул, мантия совсем упала с его плеч.

— Я полагаю, между хирургами Англии и континента столько разногласий, что они могли бы целый год их обсуждать и все равно не прийти к единому мнению!

Переждав его вспышку, Оливер Лайтхол тихо сказал:

— Сэр Роберт, по поводу этих женщин не может быть никаких разногласий. Это была работа примитивного, скверного хирурга. Я бы назвал его попросту мясником.

Наступила тишина. Хайсмит и Лайтхол сердито смотрели друг на друга, — казалось, вот-вот разразится взрыв.

«Бог мой, — подумал Гилрей. — Два почтенных англичанина сцепились, словно дикари!»

— Я бы хотел задать профессору Лайтхолу несколько вопросов, касающихся медицинской этики, — сказал он поспешно, чтобы разрядить ситуацию. — Вы не возражаете, сэр Роберт?

— Нет, милорд, — ответил тот, обрадованный, что ему помогли выйти из трудного положения.

— А вы, мистер Баннистер?

— Я безусловно считаю, что профессор Лайтхол в этой области вполне компетентен.

— Благодарю вас, — сказал Гилрей, положил свой карандаш и в раздумье подпер голову рукой. — Профессор, здесь перед нами показания двух врачей, которые заявили, что были бы преданы смерти, а операции были бы произведены кем-то другим, не обладающим должной квалификацией. Мистер Баннистер категорически настаивает, что такие операции не могли бы быть сделаны неквалифицированным санитаром-эсэсовцем. Тем не менее, учитывая ситуацию в лагере «Ядвига», мы можем предположить, что эта угроза действительно прозвучала и могла бы быть исполнена, пусть лишь в качестве назидания для других врачей, которых могли бы привлечь позже. В данном деле пока еще не установлено, производил ли сэр Адам операции, которые вы только что описали. Я хотел бы услышать ваше мнение об этической стороне ситуации. Как по-вашему, имеет ли право хирург делать операцию, преследующую сомнительную медицинскую цель, против воли пациента?

Лайтхол снова погрузился в размышления.

— Милорд, — сказал он через некоторое время, — это в корне противоречит известной мне медицинской практике.

— Ну, мы здесь говорим о такой медицинской практике, с которой до сих пор никто еще не сталкивался. Скажем, в какой-нибудь арабской стране человека приговаривают к отсечению руки за воровство, а вы — единственный там квалифицированный хирург. Значит, либо вы эту руку отсечете, либо кто-то другой.

— В таком случае я бы сказал ему, что у меня нет выбора.

Адам Кельно кивнул и слегка улыбнулся.

— Но ничто не заставило бы меня даже подумать об этом, — продолжал Лайтхол, — если бы пациент был не согласен, и ничто не заставило бы меня произвести операцию с нарушением всех правил. Впрочем, я надеюсь, что, если бы до этого дошло, у меня хватило бы силы обратить скальпель против себя самого.

— Впрочем, это судебное дело, к счастью, будет решено согласно закону, а не в результате отвлеченных рассуждений, — сказал Гилрей.