Леон Юрис - Суд королевской скамьи, зал № 7

— Милорд, я могу воспользоваться своими записями?

— Безусловно.

Лайтхол надел очки и порылся в карманах.

— Я буду говорить о них в том порядке, в каком они давали свои показания. Первая — одна из пары близнецов, Йолан Шорет из Израиля. У нее была ярко выраженная недостаточность шва. Там был дефект ткани, можно сказать, дыра, отверстие, ведущее в брюшную полость и прикрытое только кожей.

Он обратился к судье:

— Для наглядности я буду указывать размеры в пальцах.

— Господам присяжным это понятно? — спросил судья.

Все кивнули.

— Так вот, шрам у миссис Шорет был в три пальца шириной, и там была грыжа, что указывает на неполное заживление.

Он снова стал листать свои заметки.

— У ее сестры, миссис Галеви, был крайне короткий разрез, в два пальца шириной и чуть больше одного пальца длиной. Очень маленький разрез. У нее тоже был дефект в середине шва, где он плохо зажил, и темно-коричневая пигментация от облучения.

— Ожог, видный до сих пор?

— Да. А хуже всех обстояло дело у третьей дамы — миссис Перец из Триеста. Той, показания которой переводил ее сын. Ее рана была закрыта всего лишь буквально на толщину листа бумаги. У нее такой же дефект стенки брюшной полости, и тоже очень маленький разрез — всего в два пальца.

— Позвольте мне вас прервать, — сказал Баннистер. — Вы сказали, что ее рана была закрыта всего на толщину листа бумаги. А какой толщины обычно бывает стенка брюшной полости?

— Она состоит из нескольких слоев: кожи, жировой прослойки, волокнистого слоя, слоя мышц и перитонеума. У нее не было ни жира, ни мышц, ни волокон. По существу, если ткнуть пальцем в ее шов, можно было бы достать до позвоночника.

— А последняя свидетельница?

— Да, миссис Принц из Бельгии.

Хайсмит вскочил.

— Я напоминаю, что из-за крайне расстроенного состояния этой свидетельницы я не имел возможности ее допросить.

— Я обращу на это внимание господ присяжных, — ответил судья. — Но сейчас мы слушаем показания не миссис Принц, а профессора Лайтхола. Вы можете продолжать, профессор.

— У миссис Принц были шрамы от двух операций. Один — вертикальный шов, гораздо длиннее другого, похож на его швы у остальных трех женщин. По моему мнению, это указывает на то, что вертикальный разрез был сделан другим хирургом. Горизонтальный же был очень короткий — всего два пальца, имел очень темную окраску после облучения, и там тоже был глубокий дефект ткани. Очевидно было, что шов заживал неправильно.

— Был ли длинный вертикальный шрам справа или слева?

— Слева.

— Миссис Принц в своих показаниях говорила, что ее левый яичник удалял доктор Дымшиц. Что вы можете сказать о состоянии этого шва?

— Я не обнаружил там ни дефекта ткани, ни следов инфекции или облучения. По-видимому, операция была произведена правильно.

— А другая — нет?

— Нет, там шов примерно такой же, как и у остальных женщин.

— Скажите, профессор, а какой длины обычно бывает разрез при таких операциях?

— Ну, от семи до пятнадцати сантиметров, смотря по тому, кто оперирует, и по состоянию пациентки.

— Но не три сантиметра и не пять?

— Безусловно, нет.

— Что вы скажете об этих шрамах после удаления яичников в сравнении с теми, которые вам довелось видеть у других пациентов?

— Я делал операции и здесь, и в Европе, и еще в Африке, на Ближнем Востоке, в Австралии и Индии. За все эти годы я ни разу не видел таких шрамов. Даже зашиты они были отвратительно. Все раны потом открылись.

Лайтхол сунул свои заметки в карман. Все, кто был в зале, сидели в ужасе, не веря своим ушам. Сэр Роберт понял, что получил тяжелый удар, и попытался смягчить впечатление.

— Судя по вашим показаниям, вы отдаете себе отчет в том, что комфортабельные условия роскошных клиник на Уимпол-стрит отличаются от тех, что были в концлагере «Ядвига»?

— Безусловно.

— И вы знаете, что правительство Ее Величества возвело этого человека в рыцарское звание за его мастерство хирурга и врача?

— Знаю.

— Мастерство столь очевидное, что, несмотря на различие в хирургических подходах, сэр Адам Кельно не мог бы произвести те операции, которые вы только что описали?

— Я бы сказал, что ни один приличный хирург не мог бы это сделать, — но ведь кто-то это сделал!

— Но только не сэр Адам Кельно. Далее, вы знаете, что сотни тысяч людей погибли в лагере «Ядвига» от одного глотка ядовитого газа?

— Да.

— И этот лагерь — не клиника на Кавендиш-сквер, а ад, безумный ад, где ценность человеческой жизни была сведена к минимуму?