Валерий Попов - В городе Ю. - Повести и рассказы

Помню заседание городской комиссии по распределению помещений, новое начальство за длинным столом, просители по стенам (мы с Высочанским новое помещение для редакции просили), а сбоку, за каким-то обшарпанным столиком, Гурьич сидит, как бы разжалованный: мол, потерпите немножко этого солдафона, вот только с делами разберемся, его уберем. Обычно Гурьич всегда выглядел щегольски, особенно тщательно кудри свои укладывал (на ночь даже сеточку надевал), а тут он сидел почему-то непричесанный, с воротом открытым и даже без галстука (как бы теперь не полагался ему галстук).

Выступает очередной проситель, просит помещение, обосновывает. Новый городской голова, Шелбанов, как бы сам принимает решение, долго молча что-то пишет (или чертиков рисует) и в конце уже как бы вскользь обращается к Гурьичу: «Имеете что-то добавить?» И Гурьич спокойно, без тени обиды, наоборот, с ласковой улыбкой «добавляет» все: дом такой-то и такой-то, построен в таком-то году, не работает третий стояк, нуждается в ремонте, требуемое помещение занимает пуговичный магазин, нужен ли он городу — решайте сами.

Другой проситель. Красивая задумчивая пауза «головы», потом как бы вскользь, из чистой вежливости,— к Гурьичу: что можете добавить?.. Нашли врага!

Чуть было поворот на Рамбов не проскочил — еле вывернул!

Высокопарно звучит, но держал он жизнь на плаву, без него бы… Помню — ехали на автобусе из Мурманска в Североморск, на одной остановке — штурмуют освобожденные зэки, завербовавшиеся. С улюлюканьем раскидывают толпу, рвутся ко входу — человек двенадцать, морды убойные! Главный, с белыми глазами, отпихивает беременную женщину, лезет сам. Гурьич, не спеша, встает с места и ногой в начищенном ботинке прямо в морду бандита выпихивает! Тот вскакивает, выхватывает нож… Гурьич спокойно смотрит на него.

Даже не понимал, как может моряк на что-то пожаловаться, на минуту опоздать или на секунду не доработать, но зато и не понимал, как может моряк, оказавшись на берегу, минимум через десять минут не оказаться в шикарном будуаре у роскошной красавицы. Если встречал нас с Кошкиным на бульваре, недоуменно бровь поднимал: «Как?» А где взять роскошный этот будуар, если вокруг сопки да олений мох? Но он — находил! Или так считал… Помню, когда я от «страшенной» прежде времени сбежал — Гурьич усек, сразу же к себе вызвал: «Стыдись, моряк!»

Помню, в городе уже, когда на время раскидало нас — Кошкин по сперме, я в говне,— загулял как-то дней на пять, дома все расхерачил, в вытрезвиловку попал. Не получилась жизнь! Повеситься, что ли? Брел, словно на плаху, к себе домой. Мгла, мороз. И как последняя надежда — мимо Гурьича решил пройти. Горит окошко! Мемуары пишет! Пришел. Сразу же чай поставил (он один уже тогда жил), бутыль коньяку: «Не куксись никогда, не винись! Сами же бабы этого не любят!» И действительно, жена моя, к какой-то жуткой сцене приготовясь, страшно благодарна была, что я бодрый, веселый пришел! «Мол-чать!» Сразу поняла, от кого!

Поэтому, ясное дело, мы сразу же ринулись назад, как только восстановили отдел, Кошкин всю ценную сперму забыл, моментально примчался!

На темной пустой дороге бесшумно обогнал мощный «мерседес» с непрозрачными стеклами. Вот это жизнь!

И вдруг, по-детски как-то запищав, к обочине свернул, дверца распахнулась, выскочил водитель и, расстегивая на ходу ширинку, кинулся в кусты… У всех свои сложности.

И сейчас последняя надежда — что у Гурьича Кошкин. Можем, конечно, с ним долго куражиться, гоношиться, но когда нигде уже нету жизни — подавайся к Гурьичу.

На булыжники свернул, затрясло. Машина какими-то рывками пошла — видно, свечи закидало… Ну, дохлая!

Конечно, Кошкин — это фрукт! Помню, как он меня со спичками обвел, когда решали, кому к замполиту насчет абстракционизма идти. Вокруг пальца, можно сказать обвел!.. Но разве трудно — обойти вокруг пальца, если человеку это приятно?

Конечно, нельзя не учитывать того, что Кошкин в меня уже не в первый раз стрелял! Во второй.

Когда мы под руководством Гурьича в Абу-Даби оказались, на известной военной ярмарке, это и произошло. Как бы я, вырвавшись из суровой жизни подо льдом в сказочную реальность, сорвался, загулял. Кошкин сварливо требовал эту роль себе, доказывая, что у него в Вятской губернии четыре поколения предков-алкоголиков, так почему же роль пьяницы поручена не ему?

— Именно поэтому! — Гурьич отрубил.

Но Кошкину тоже хорошая досталась роль: порывисто он вошел в грязный бар, где я, окончательно уже опустившись, «выбалтывал тайны» за стакан виски (а также джина, а также вермута, а также коньяка), и, сверкая праведным челом, всадил в меня обойму «макарова»!