Мухаммед Аль-Али - Произвол

Тут управляющий заметил, что чечевица легко воспламеняется, и староста, ухватившись за его слова, принялся убеждать крестьян в необходимости немедленной молотьбы, так как может сгореть весь урожай. Вот почему торопится бек.

— Но ведь при молотьбе на полях остается солома, — сказал Юсеф, — а разве она не горит?

— Вечно ты недоволен, — со злостью произнес управляющий. — Завтра же начнем молотьбу. И нечего спорить.

— Пожар тут ни при чем, видно, есть другая причина, — возразил Ибрагим. — Завтра все прояснится.

Всю ночь деревня гудела, люди не спали. И еще до рассвета отправились в город чинить инструмент.

Наступил час утренней молитвы, и Абу-Омар стал молиться.

— Как ты можешь молиться в арбе? — рассмеялся Ибрагим. — Ведь дорога извилистая, и арба все время меняет свое направление. А во время молитвы надо смотреть в сторону Каабы [21] Священный храм мусульман в Мекке. .

— В какую бы сторону ни смотрел человек, аллах всегда будет перед его лицом, — ответил Абу-Омар. — Главное, чтобы душа была чистой и молитва шла от самого сердца.

— Пусть молится, — сказал Юсеф. — Он всегда пытается доказать, что бек — это бек, а крестьянин — это крестьянин.

— Ты разве не помнишь, о чем читал нам шейх из Корана? — спросил Абу-Омар. — «Мы сотворили вас одних над другими, как ступеньки». Бек находится наверху, а мы, бедные крестьяне, внизу.

— Когда же рухнут эти ступеньки? — спросил Юсеф.

— Когда изменится облик самой земли, — ответил Ибрагим. — Да и сами люди. Тогда бек непременно спустится, а мы поднимемся и окажемся на одном уровне. В Коране сказано и другое: люди равны, как зубья расчески. А если слушать бека и не считать себя людьми, то жизнь наша никогда не изменится. И до конца дней своих мы должны будем терпеть гнет и произвол. Разве шейх говорит то, о чем думает? Просто деваться ему некуда, необходимо кормить семью.

— Все дело в деньгах, — спокойно заметил Юсеф. — У одних они есть, у других — нет. И неравенство отсюда.

За разговором крестьяне не заметили, как приблизились к городу. На улицах уже зажглись фонари. Издали они казались мерцающими звездами. К восходу солнца крестьяне въехали в город. На постоялом дворе распрягли лошадей, задали им корм. Сторож со всеми поздоровался, а Юсефа расцеловал и спросил:

— Что ты привез мне? Творог, масло, барана? Не с пустыми же руками ты приехал?

— Ну что ты! Я привез тебе творог, — ответил Юсеф, хотя он предназначался учителю Аделю.

Однако пришлось отдать его сторожу, и Юсеф подумал, что для учителя возьмет немного творога у Абу-Омара.

— А где фрики, которые ты обещал? — обратился сторож к Ибрагиму.

— В следующий раз привезу, — ответил Ибрагим. — Мы и не думали сегодня ехать, неожиданно все получилось.

Крестьяне сели у ворот. Подошел кузнец Мустафа со своим мальчиком-помощником и пригласил Ибрагима и Абу-Омара к себе.

Вскоре пришел и учитель Адель. Поговорили, напились чаю и пошли к мастеру чинить инструмент. Мальчики-подмастерья работали до седьмого пота, чтобы хоть немного заработать и помочь семье. Желтые, изможденные лица этих мальчишек, почти детей, блестели от пота, их вид вызывал жалость. Да и сам хозяин не разгибал спины. Однако оставался бедняком. Большая часть заработка шла беку и хаджи.

На базаре в этот день было полно людей. И у кузнеца, и у столяра, и у парикмахера — везде толпился народ. И конечно, у лавок. Глаза разбегались от множества товаров. Но покупали крестьяне в долг по поручительству хаджи.

Вдруг раздался взрыв, а за ним последовал оглушительный звук сирены. Появились полицейские-французы, и люди тотчас же попрятались в лавках. Улицы вмиг опустели. А кто не успел скрыться, был тут же схвачен и жестоко избит.

— Вы — собаки, и весь род ваш собачий! — орали полицейские. — Как смеете бросать бомбы на главной площади города!

Оказалось, что кто-то кинул бомбу в полицейский участок и был убит начальник полиции. Адель и Мустафа тоже сумели укрыться на постоялом дворе. Стояла тишина, нарушаемая лишь сиренами полицейских машин да бранью солдат. Сквозь щель в воротах Адель стал наблюдать за улицей. Полицейские хватали всех подряд. Люди, приехавшие после взрыва, недоумевали, требовали освобождения, потому что по приказу бека должны были побыстрее вернуться в деревню, но солдаты их жестоко избивали, заталкивали, как скотину, на грузовики и увозили. К вечеру все стихло, но никто не решался и носа высунуть на улицу. По всему городу были расставлены патрули.